Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

общественную деятельность; зато они добрые, милые люди; они вкушают больше услад, нежели остальные, и именно посему их, помимо воли, особенно влекут к себе всевозможные удовольствия; но ярмо нег столь сладостно, что я не решаюсь его назвать бедой, невзирая на огорчения, которые служат как бы расплатой за утехи.

Чтобы исправить образ мыслей такого человека, как ты, и исправить основательно, мне не следует ограничиться доводами госпожи Парангон; надлежит, кроме того, просветить тебя, показав вещи с правильной точки зрения; есть умы избранные, достигающие этого сами, остальным же, в частности тем, чей разум подавлен чувством, приходится доказывать.

Каков же твой принцип, который ты считаешь всепобеждающим и перед которым, по-твоему, и я не устоял? Он гласит, что счастье заключается только в добре, которое делает нас сострадательными, справедливыми, великодушными по отношению к окружающим. Принцип этот я принимаю, но без ограничительного слова «только», и говорю: в добре мы всегда обретаем радость. Действительно, утверждать, что элементов счастья лишены удовольстия, не оправданные в моральном отношении (вроде твоего поведения с Мадлон и т. п.), значит отрицать очевидность, идти против предначертаний и целей природы. Итак, тут надлежит различать, с одной стороны, то, что допускает природа, а с другой — то, что вытекает из человеческих установлений и с чем посему можно не считаться (тайком, если ты слаб, и открыто, если ты силен).

Все, что запрещают люди, условно и относительно: д’Аррасу запрещено иметь жену лишь потому, что он монах; тебе запрещается искать руки госпожи Парангон потому, что она замужем за другим; но, по существу говоря, в обоих случаях речь идет о реальном благе как для д’Арраса, так и для тебя. Другое дело запреты Природы: они всеобщи и непреложны; Природа запрещает творить зло при любых обстоятельствах. Вот пробный камень в любом случае, когда мы хотим проверить правильность того или иного своего поступка. Воздержусь от примеров, ты подберешь их сам.

Источник твоих заблуждений в том, что ты смешиваешь эти принципы: ты еще не научился различать то, чем человек наделен от Природы, и что он получил от общества. Естественный человек не ведает иного блага, кроме своей выгоды и безопасности, им он приносит в жертву все окружающее; это его право; это право всех живых существ; Природа разрешает пользоваться этим правом и никогда ничем его не ограничивала. Человек общественный, наоборот, окружен всяческими преградами, он подавлен, стеснен тьмой законов, тесно связанных между собой и не подлежащих нарушению. Но эти законы, при всей своей необходимости, лишь человеческие установления, только люди — их создатели, их блюстители и вершители правосудия. Значит, надобно выяснить, от нарушения каких законов страдает прежде всего сам нарушитель, и какие законы созданы лишь в целях поддержания благопристойности; другими словами, выяснить, какие законы можно назвать произвольными, хотя их нарушение и наказуется людьми столь же строго, как нарушение законов самых необходимых.

Хотя естественный человек и не обязан считаться с законами общественными, тем не менее нельзя отрицать, что индивидуум, живущий в обществе, не может не соблюдать законов первостепенных, т. е. таких, нарушение коих привело бы к распаду общества ... Таких законов немного, и они делятся на две категории: законы запретительные и законы коммутативные. Первые говорят: не убивай, не воруй, не совершай никакого насилия. Вторые: воздавай каждому должное, оказывай окружающим все посильные для тебя услуги. Даже самый ограниченный общественный человек легко постигнет эти законы, ибо для этого ему достаточно спросить себя, как он хотел бы, чтобы с ним поступали, и чего не хотел бы на себе испытать; далее, ему достаточно подумать о том, каковы бывают последствия оказанных людям услуг, о том, с какой приязнью относится он к человеку, сделавшему ему добро, и тогда, несомненно, в собственных же интересах ему захочется внушить людям столь же лестное чувство и к самому себе. В основе коммутативных законов лежит взаимность; получишь столько, сколько сам дашь и, кроме того, заслужишь общественное уважение, величайшее из социальных благ. Не стану говорить о законах запретительных: ясно, что общественный человек, убивающий, ворующий или совершающий какое-либо другое зло — безумец: он приносит в жертву небольшой преходящей выгоде спокойствие всей своей жизни, ибо, помимо наказания, которому его подвергает правительство, и помимо общественного порицания, ему придется испытать на себе то самое пренебрежение, какое он позволил себе в отношении других; отсюда можешь заключить, что, не будь этих законов, оказалось бы, что люди собрались в общество не для взаимной поддержки, а для того, чтобы терзать друг друга.

Законы, направленные на поддержание благопристойности и порядка, конечно, полезны; но они не строго необходимы; лучшее доказательство этому, что наиболее невинными были эпохи, когда меньше всего соблюдали то, что считается благопристойностью в поступках и словах (не скажу, что тогда было меньше всего законов, охраняющих благопристойность, ибо мне возразят, что в них и надобности почти не было). Люди, нарушающие законы благопристойности, менее виноваты перед обществом, чем те, которые нарушают законы основные, каковыми являются законы первых двух видов. Убивает ли, крадет ли человек явно или тайно, он все равно совершает подлинное зло; если же нарушается закон благопристойности, то лишь огласка превращает это в преступление; если же нарушение остается втайне, оно уже перестает быть преступлением, ибо и в самом деле нельзя считать, что благопристойность нарушена, если поступка никто не видел и о нем не слышал. Если же непристойный поступок совершен публично, он может считаться преступным и этого достаточно, чтобы общество покарало виновного.

Я называю законами произвольными законы бесполезные для благополучия людей, законы церемониальные: их нарушение никак нельзя считать прегрешением, даже если их нарушают публично, — что же говорить о том, если их нарушают тайно. Законы церемониальные родились еще в младенческие времена человечества; они могли быть полезными у тех народов, которые исповедовали жизнерадостные религии, ибо содействовали благоденствию и увеселению народа. Зато они становятся истинным ярмом, тиранией у народов суровых, придерживающихся жестоких, варварских обычаев, — таковы современные индийцы, японцы и пр., и т. п.

Есть еще и другие законы, которые, не будучи церемониальными, все же должны быть отнесены к разряду законов произвольных, — это те неразумные законы, которые возлагают на человека тяжкое бремя, противное предначертаниям природы. Эти законы называют законами дисциплины; таков закон, запрещающий то, к чему нас предназначает природа. Люди не только не обязаны выполнять все, что предписывается этими законами, но в иных случаях подчиняться им просто преступно.

После этого краткого вступления, дающего тебе правильное представление о добре и зле, суди сам о моем