Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

сжигание углей расположенного рядом Холбольджинского разреза, освоение которого сильно отставало от роста мощностей Гусиноозерской ГРЭС. Из-за отставания вскрышных работ уголь на электростанцию поставляли с зольностью до 22–24% вместо 10–12%, положенных по проекту. Сжигание угля с повышенной зольностью привело к частым зашлаковкам котлоагрегатов, эрозийному износу поверхностей нагрева котлов. Требовалась постоянная подсветка факела мазутом. С годами качество угля Холбольджинского разреза еще более ухудшилось, и зольность достигла 24–30%. В связи с этим было принято решение по реконструкции котлоагрегатов первой очереди станции с переводом их на сухое шлакоудаление.

На Гусиноозерскую ГРЭС возлагались большие надежды. Протянутая от нее в Читинскую область тяговая линия ВЛ–220 кВ не только решала проблему электрификации Восточно-Сибирской железной дороги, но и обеспечивала параллельную работу Читинской энергосистемы с ОЭС Сибири. После ввода первого 200-мегаваттного блока на Хоронорской ГРЭС, что находится в Читинской области рядом с Хоронорским угольным разрезом, снабжающим топливом эту станцию, началось строительство линии электропередачи ЛЭП–500 кВ Гусиноозерская ГРЭС — Чита. Ввод этой линии должен был значительно усилить взаимодействие ОЭС Сибири с ОЭС Востока. В настоящее время построена ЛЭП–500 кВ на участке Иркутская энергосистема — Гусиноозерская ГРЭС, но перевод ее на проектное напряжение, к сожалению, затягивается.

Наращивание энергетических мощностей в Бурятии шло за счет строительства тепловых электростанций. Для усиления контроля со стороны Бурятэнерго за работой, направленной на развитие и повышение надежности эксплуатации тепловых энергообъектов, необходимо было назначить на должность главного инженера Бурятской энергосистемы опытного специалиста, который бы хорошо разбирался в теплоэлектростанциях. Наш выбор пал на директора Назаровской ГРЭС Вольдемара Карловича Шнайдера, уже фактически назначенного мной заместителем главного инженера Красноярской энергосистемы. Мы познакомились с ним во время проведения работ по реконструкции на Назаровской ГРЭС одного из котлов дубль-блока 500 МВт, когда пришлось заменять традиционную топку котла на топку с высоконапорным вихрем. Бурятский обком партии сразу дал свое согласие на эту кандидатуру, а Красноярский крайком — с некоторыми колебаниями: не хотелось выпускать из края высокого профессионала-энергетика.

У Шнайдера, немца по национальности, была нелегкая судьба. Его семью во время Великой Отечественной войны выселили из Поволжья на север Сибири. Он вынужден был с самого детства терпеть унижения, связанные с необходимостью ежемесячно отмечаться в местных органах МВД. Дорога в институт для него была закрыта (высшее образование он получил заочно только с началом «оттепели»). Став инженером-теплотехником, Вольдемар Карлович понимал, что продвижение по службе ему могут обеспечить только усердие, трудолюбие, дисциплинированность и исполнительность.

Для одних жизнь складывается легко и без потрясений, а для других — это дорога испытаний, преодоления трудностей и препятствий. Вольдемару Карловичу «светил» только второй вариант. Вырвавшись из голодного детства, он не успел расправить крылья и создать семью, как погиб брат. Шнайдеру ничего не оставалось, как взять осиротевших племянников на воспитание. Помогал он и сестре, оставленной непутевым мужем с четырьмя детьми на руках. Потом произошла беда с сыном, студентом четвертого курса медицинского института: после серьезного заболевания ему ампутировали ногу. Тем не менее Вольдемар Карлович не терял присутствия духа, старался быть веселым, щедро оделяя всех вокруг своей лучезарной улыбкой. Боль он надежно прятал в глубине своего отзывчивого, доброго сердца. Энтузиазм и любовь не знают безвыходных положений.

Шнайдер много сделал на должности главного инженера Бурятской энергосистемы. Но я, каюсь, оторвал его от уже освоенного им места, переведя на другой, более тяжелый участок — на должность директора Экибастузской ГРЭС–1. Об этой знаменитой станции много говорили и писали. К ней было приковано внимание ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Много людских судеб было искалечено в ходе строительства этого крупного и значимого для страны объекта. Вокруг него словно витала гнетущая аура всеобщего психоза, что не могло не отразиться на состоянии Вольдемара Карловича.

С приходом Шнайдера обстановка на ГРЭС–1 резко пошла на улучшение. Работы на ней велись круглосуточно, под неусыпным контролем со стороны огромной властной пирамиды от Павлодарского обкома КПСС, ЦК Компартии и Совета Министров Казахстана до ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Казалось, что с любой горы — и малой, и великой — раздавались окрики, понукания, зычные нетерпеливые голоса представителей партийных органов и административных структур, действовавших по поручению партии.

В 1985 году итоги работы по вводу в строй и повышению надежности блоков Экибастузской ГРЭС–1 были признаны положительными. Шнайдер был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Он действительно был достоин этой высокой награды. Но трудности, одолевшие его на работе и дома, не могли не сказаться на его здоровье. Вольдемара Карловича мучила бессонница, хотя он никому не рассказывал о своем состоянии. Вскоре дала сбои психика. Насторожили некоторые его необычные распоряжения: он приказал снять двери с кабинета парткома и своей приемной. Свои указания Шнайдер обосновывал необходимостью обеспечить свободный доступ сотрудников к партийному и административному руководству. Когда министр энергетики и электрификации Казахстана Виктор Тихонович Казачков потребовал вернуть двери на место, Вольдемар Карлович прореагировал болезненно и раздраженно.

— Ты что, с ума сошел? — спросил его Виктор Тихонович. — Тогда тебе надо лечиться!

Прямого ответа на поставленный вопрос Шнайдер не дал, зато обрушил на Казачкова шквал грамотно изложенной и глубоко аргументированной критики, которая слово в слово повторялась в разных кабинетах: у самого министра, в Павлодарском обкоме партии, в ЦК Компартии и Совете Министров Казахстана. Казачков попытался уложить взбунтовавшегося директора станции в областную больницу, но Вольдемар Карлович оттуда сбежал. С тех пор министр энергетики и электрификации Казахстана стал для него врагом номер один. Пришлось вмешаться мне. Мое участие не вызвало явного противодействия Шнайдера. Более того, он нашел во мне благодарного слушателя, с юмором рассказывал о происходящих коллизиях.

Двери были повешены на место. Постепенно все стало забываться, но когда разговор заходил о Казачкове, лицо Вольдемара Карловича менялось, становилось серьезным и даже злым. Он мне заявил, что именно такие люди, как министр Казахстана, являясь рудиментами эпохи сталинизма, унижали его в детстве: «Для них не существует прав личности! — чуть ли не кричал директор станции. — Кто они есть? Рабы, холуи, надзиратели, которым, чтобы выслужиться перед хозяевами, приходится проявлять удвоенную активность!»

Конечно, Казачков допустил ошибку, не поговорив с Вольдемаром Карловичем спокойно, по-человечески. Любой человек с расшатанной нервной системой не замечает своих отклонений в поведении. Но стоит ему прямо заявить об этом, да еще сказать, что он чокнутый, неврастеник, шизофреник или сумасшедший, он вам этого никогда не простит.

Шнайдер писал стихи. Выходившие из-под его пера строчки были пропитаны болью. Адресованные России, ставшей для немца родной, стихи повествовали о трудной судьбе автора, об окружающих его людях. Каждое свое очередное стихотворение он