Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

кирпичное здание с земляной кровлей и с железными дверями, находившимися несколькими ступенями ниже уровня земли. В нем было несколько отделений — оружейная палата, тюрьмы и застенок. Впрочем, тюрьмы имелись не только здесь, но и в башнях, и в подземельях или, лучше сказать, норах, сделанных в земляном валу, и даже в подклетях под дворцом.

Вообще на обширном царском дворе, сплошь застроенном домами опричников и множеством приказных и хозяйственных помещений, было тесно.

Снаружи, за валом, находился пруд, который в народе носил название адской геенны, так как туда бросали тела казненных, — будто бы для того, чтобы рыбы и раки, поевши человеческого мяса, стали вкуснее и пригожее к царскому столу; но эта утилизация трупов в кулинарных целях — не более чем плод разгоряченного воображения отдельных мемуаристов: людоедом Грозный был только метафорически.

Устроившись в Александровской слободе, Иван зажил здесь какой-то странной жизнью монашествующего палача. По сути, царская резиденция представляла собой светский монастырь, в котором сам Иван принял звание игумена, князя Афанасия Вяземского назначил келарем, а Малюту Скуратова — пономарем; прочие жившие здесь опричники — отборная гвардия царя, числом 300 человек, носила название братии, а Иван был для них братом. Золоченые кафтаны опричной братии и самого царя были скрыты под черными рясами, а их головы покрыты куколями или скуфейками, в отличие от монашеских, подбитыми козьим мехом. Устав слободской жизни мог поспорить по строгости с иным монастырем. Пробуждение братии приходилось на полночь, когда все вместе с царем должны были идти к продолжительной полунощнице. В четыре часа утра Иван с сыновьями поднимался на колокольню и звонил к заутрене; на неявившихся накладывалась восьмидневная епитимья. Богослужение продолжалось три часа, во время которых Иван так усердно клал земные поклоны, что у него со лба не сходили ссадины, кровоподтеки и шишки. В восемь утра садились обедать. Вначале за трапезу принималась братия, а царь, встав за аналой, читал вслух житие святого, чья память отмечалась в этот день; затем он ел один с блюда, которое постоянно носил с собой; остатки трапезы выносили нищим. После обеда все расходились по кельям для молитв. Но иногда Иван отправлялся из-за стола прямохонько в застенок, где присутствовал при допросах и пытках опальных, которых привозили в слободу на расправу; палачествовал кто-нибудь из братии. Передавали, что царь покидал застенок в веселом и даже ликующем состоянии духа, словно досыта насладившись чужими муками. Отправив в назначенное время вечерню, Иван ужинал и отправлялся в постель; обыкновенно перед сном он слушал рассказы бродячих слепцов.

Количество опричников не ограничивалось тремя сотнями человек слободской братии. Во всех опричных землях царем при помощи ближайших опричников — Алексея Басманова, Афанасия Вяземского и Петра Зайцева — был произведен тщательный «перебор людишек», достойных войти в опричнину. Царя прежде всего интересовали происхождение и связи землевладельцев, живших на опричной территории. Два ливонских немца, Таубе и Крузе, сами зачисленные в опричнину, описывают процедуру допроса так: «Четверо из каждой области должны были в присутствии самых знатных людей показать после особого допроса происхождение рода этих людей (кандидатов в опричники. — С. Ц.), рода их жен и указать также, с какими боярами или князьями они вели дружбу». Проверке подлежала и вся прислуга царского двора. В царском архиве имелись особые ящики, где хранились «сыски родства ключников и подключников, и сытников, и поваров, и хлебников, и помясов, и всяких дворовых людей». Первоначально таким образом отобрали тысячу человек, которым были пожалованы поместья в опричных уездах и волостях. Это напоминало предприятие 1550 года, когда тысяча дворян, составивших Государев полк, получила земли под Москвой. Но была и существенная разница: теперь предпочтение отдавалось не «лучшим дворянам», а худородному провинциальному дворянству. Курбский пишет, что царь собрал вокруг себя «человеков скверных» вместо «нарочитых», подразумевая у первых недостаток знатности. Таубе и Крузе и вовсе называют опричников «нищими и косолапыми мужиками». Не следует, однако, преувеличивать эти сведения: среди опричников встречаются десятки княжеских и боярских фамилий.

Все, кто не прошел опричное сито, подлежали выселению в земщину — в Казань и другие московские украйны. Современники определяли количество выселенных в 12 000 семейств, однако, согласно подсчетам историка Р.Г. Скрынникова, эту цифру следует уменьшить по крайней мере наполовину. Вотчинники и вообще роды и семьи, издавна проживавшие на вошедших в опричнину землях, изгонялись почти поголовно. При этом они лишались не только недвижимого, но зачастую и движимого имущества и были принуждены отправляться в путь пешком, практически нищими; их обустройство и наделение поместьями было поручено воеводам тех мест, куда они переселялись. Были случаи, когда переселенцы погибали в дороге от голода и холода. Оставшиеся бесхозными поместья и вотчины отдавали опричникам из расчета от 50 до 100 четвертей земли на человека (кажется, опричники подразделялись на степени, которых было не меньше четырех; 300 опричников в Александровской слободе принадлежали к первой степени).

Впоследствии число опричников возросло до 6000 — за счет испомещивания в опричных землях новых, пришлых лиц, принятых в службу государем. По единодушному отзыву современников, это был самый бедовый народ: один иноземец пишет, что царь набрал их «из подонков разбойников»: «Именно, если он примечал где-нибудь человека особенно дерзкого и преступного, то скоро привлекал его к сообществу и делал слугою своего тиранства и жестокости»; другой говорит, что «своему народу он (царь. — С. Ц.) противопоставил отъявленных негодяев»; третий замечает, что опричники были «смелые, дерзкие, бесчестные и бездушные парни». Грозный не преувеличивал, когда писал Курбскому, что воздвигнет «Авраамовых чад» из камней.

Опричный корпус представлял замкнутое сообщество с полицейско-охранительными функциями. Каждый опричник давал клятву, содержание которой, как сообщают иностранцы, сводилось к следующему: «Я клянусь быть верным государю и великому князю и его государству, молодым князьям и великой княгине и не буду молчать обо всем дурном, что я знаю, слыхал или услышу, что замышляется тем или другим против царя и его государства, молодых князей и царицы. Я клянусь также не есть и не пить вместе с земщиной и не иметь с ними ничего общего. На этом я целую крест».

Одеяние опричника должно было подчеркнуть его обособленность от прочих людей и государевых слуг. Все они «должны были ходить в грубых нищенских или монашеских одеяниях на овечьем меху, но нижнюю одежду они должны носить из шитого золотом сукна на собольем или куньем меху»; «все братья и он прежде всего должны иметь с собой длинные черные монашеские посохи с острыми наконечниками, которыми можно сбить крестьянина с ног, а также длинные ножи под верхней одеждой, длиною в один локоть, даже еще длиннее, для того, чтобы, когда вздумается убить