Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

окон терема в него полетели камни. Кликнув своего слугу Тешату, Штаден с топором в руке стал подниматься по лестнице. Наверху его встретила боярыня: она, вероятно, поначалу хотела броситься ему в ноги, но, испугавшись его грозного вида, побежала назад в палаты. «Я же, — ничуть не смущаясь повествует погромщик, — всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей».

Затем отряд Штадена подступил к «большому защищенному посаду»: «Здесь я не обижал никого. Я отдыхал». Умаялся, бедный.

Через два дня Штаден узнал, что где-то рядом земские побили такой же грабительский отряд в 500 человек. Он поспешил повернуть назад. Испытывать судьбу больше было незачем: «Когда я выехал с великим князем, у меня была одна лошадь, вернулся же я с 49-ю, из них 22 были запряжены в сани, полные всякого добра».

По возвращении в Москву Штаден был пожалован «вичем», то есть правом именоваться по отчеству. Его русское имя стало Андрей Владимирович. На своем московском дворе он поставил новые хоромы, умножил имения и дворню, прибрал к рукам опустевшие московские дворы. Но все его богатство сгорело в пламени московского пожара 1571 года. А вскоре оборвалась и его карьера. Он еще успел принять участие в разгроме хана на берегах Оки, но в 1573 году при пересмотре поместных и вотчинных дач он лишился всех имений и был низвергнут в земщину. Штаден еще попытался было заняться мукомольным делом в Поволжье и торговым посредничеством в Поморье; но удача оставила его, и он в 1576 году почел за лучшее сесть на голландский корабль и вернуться в европейские пенаты — таким же нищим, каким некогда покинул их.

Чтобы поправить дела, он изложил на бумаге свои приключения — повесть душегубства, разбоя и татьбы с поличным — и, присоединив к ней план завоевания России с севера, отослал это сочинение императору Рудольфу II. Ответа он, кажется, не получил. На Западе в услугах бывшего опричника Андрея Владимировича не нуждались. О дальнейшей его жизни ничего неизвестно. Любого читателя его мемуаров не оставляет надежда, что он околел где-нибудь под забором, как собака.

***

Итак, состав опричного корпуса нам практически неизвестен. Есть несколько русских фамилий, несколько немецких, две-три английские… Вместе с тем, по мнению В. Куковенко, имеются основания предполагать присутствие в нем сильного татарского элемента. Например, в архивах, относящихся к земельной инвентаризации Бежецкой и Водской пятин (земли Новгорода Великого), среди тамошних землевладельцев можно встретить Бидалей-мурзу Багишева, Байбулата Мамышева, Баубека Девлет-Кирдеева, Теребердея Боушканова, Ногайшу Ахтылева и еще 104 (!) подобных имени. Все эти люди получили поместья в самый разгар опричных земельных конфискаций — в 1565—1566 годах. Тремя-четырьмя годами позже в новгородских землях были испомещены еще шестеро татар и один турок. Писцовые книги Коломенского уезда за 1575 год отмечают, что на 300 человек местных дворян приходится: «2 гречан, 5 новокрещенов, 6 литовцев и немцев, 105 человек служилых татар, 3 вдовы татарки, да 3 толмача (национальность не указана. — С. Ц.)». Татары, таким образом, составили более тридцати процентов коломенских дворян! Все они получили поместья в годы опричнины. Что же это значит? Мы вернемся к этим фактам немного позже, ибо не они одни составляют загадку опричнины.

Опричнина ввергла в недоумение уже современников Грозного. Пораженные, взирали они на невиданное социальное потрясение и, не в силах уяснить себе его смысл, негодовали на то, что воздвигнул царь крамолу междоусобную, возненавидев грады земли своей, всю державу свою, как топором, пополам рассек, в одном и том же городе одних людей на других напустил, одних опричными назвал, своими собственными учинил, а прочих земщиною наименовал и заповедал своей части «оную часть людей насиловати и смерти предавати». И была туга и ненависть на царя в миру, и кровопролитие, и казни учинились многие. Все это происходило открыто, у всех на глазах, и между тем самые наблюдательные и вдумчивые люди эпохи оказались не в состоянии решить загадку опричного сфинкса. Все списали на «яростный нрав» царя (или на «тиранство и жестокость», по терминологии иноземных авторов), на его необъяснимую прихоть: Грозный, по мнению современников, просто «играл Божиими людьми».

Историки XIX века и особенно историки советского времени свели опричнину к борьбе Грозного с боярством и стремлению царя образовать новый класс служилых людей — поместное дворянство. Эта концепция опричнины, господствующая в исторической науке до сих пор, оставляет за бортом столько фактов, что уже Ключевский почуял неладное. Опричнина тревожила его своей очевидной политической бессмыслицей. Государь, потративший столько усилий мысли, чтобы усвоить себе понятие о единстве верховной власти, вводит «разделение земли и градов»; объявив перед лицом земли, что все бояре изменники и что на простых людей царского гнева и опалы нет, он оставляет этих верных ему простых людей под властью боярской думы, полной изменников… Размышляя над этими странными ходами политической мысли Грозного, Ключевский приходил к выводу, что все это очень похоже на «политический маскарад, где всем государственным силам нарочно даны поддельные физиономии и несвойственные им роли».

И потом, если царь ведет борьбу с боярами, то почему, спрашивает историк, боярских имен среди казненных не так уж много, зато массами гибнут совсем не повинные в боярской крамоле дворовые люди, подьячие, псари, мастеровые, монахи и монахини; почему, наконец, погибают сами опричники, ближайшие любимцы царя? Так может действовать только «не в меру испугавшийся человек», который, «закрыв глаза, начал бить направо и налево, не разбирая друзей и врагов». В конце концов и Ключевский, вслед за летописцами, был вынужден признать, что «в направлении, какое дал царь политическому столкновению, много виноват его личный характер…».

В советской науке против устоявшегося взгляда на опричнину восстал академик С.Б. Веселовский: «Если Иван, учредив опричнину, поставил себе цель искоренить землевладение бывших удельных княжат, то при чем же здесь были многие тысячи разоренных выселением мелких и средних землевладельцев? Какую оценку государственного ума и деятельности правителя мы должны сделать, если он, поставив себе цель разорить несколько десятков княжат, в действительности разорил многие тысячи рядовых служилых людей, а затем отказался от своих намерений и предложил всем, княжатам и не княжатам, вернуться как ни в чем не бывало в свои разоренные владения? Затевать подобные дела, чтобы в конце концов от них отказаться, мог только совершенно умалишенный человек. А ведь царь Иван вовсе не был сумасшедшим! Какое же основание имели историки, выдумавшие нелепую концепцию опричнины, долженствовавшую как будто возвеличить Ивана как государственного деятеля, приписывать ему действия, на которые способен только сумасшедший?»

Вся эта нелепица, о которой