Пропавшие без вести. Хроники подлинных уголовных расследований - Алексей Ракитин

в ту минуту? Маски сброшены, Парсонс-младший показал, наконец, на чьей он стороне! Что ж, на этом допросы обоих подозреваемых можно было останавливать — их продолжение выглядело бессмысленным. Инспектор распорядился отвезти Парсонса и Куприянову на служебном автомобиле Бюро в «Лонг медоу».

Через несколько часов инспектор Эрл Коннелли во время телефонного доклада Эдгару Гуверу следующим образом подвёл итог событиям того дня: ранее у нас имелись основания сомневаться в распределении ролей и связи между предполагаемыми подельниками, но теперь мы знаем, что имел место заговор с целью убийства и Элис Парсонс мертва. Анализируя ситуацию, Директор ФБР и Коннелли пришли к выводу, согласно которому Парсонс, продемонстрировав полную поддержку Анны Куприяновой, поставил себя в очень уязвимую ситуацию, На этом можно и нужно сыграть, подтолкнув Парсонса к признанию сговора и наличию умысла избавиться от жены.

Гувер заявил, что готов прибыть в Нью-Йорк из Вашингтона для того, чтобы принять личное участие в допросе Парсонса. Появление в кабинете легендарного Директора ФБР, которого знала вся страна, должно было оказать на допрашиваемого сильное эмоциональное воздействие и подтолкнуть к признанию вины. После небольшого обсуждения приезд Гувера был согласован на полдень 11-го июля — к этому времени Парсонс должен был уже находиться в здании Бюро на Лексингтон-авеню, и первая фаза допроса [условно «разогрев, запугивание и психологическое подавление»] к тому времени уже должна была закончиться.

Однако ещё до того, как началась реализация этого плана, произошли примечательные события, заслуживающие упоминания. 10-го июля, то есть на следующий день после опознания Парсонса аптекарем, Эрл Коннелли получил из разных источников сообщения о том, что несколькими днями ранее Уилльям разновременно и в разных местах признавался разным лицам в том, что… он любит Анну Куприянову. Он ничего не говорил об интимных отношениях, просто признавал существование глубокого чувства. Он сказал об этом родным сёстрам Молли и Лоре, а также Говарду МакДонеллу, старшему брату Элис. Чего он хотел добиться в последнем случае, сказать довольно сложно, по-видимому, он рассчитывал на мужскую солидарность и джентльменскую поддержку Говарда. Последний, хотя и испытал хорошо понятное негодование, тем не менее сдержался и не сообщил сотрудникам ФБР о признании Уилльяма. Но он рассказал об этом Бесси Уилльямс, родной тётушке, и та сдерживаться не стала. Она позвонила по телефону, который оставил ей один из сотрудников Бюро, беседовавший с ней ранее, и выложила «горячую» новость.

Во всём аналогичную новость передал Ричардсон Пратт, услыхавший о признании Парсонса от жены, родной сестры последнего.

Сама по себе эта информация мало что давала Бюро, поскольку к 10-му июля причастные к расследованию лица уже не сомневались в существовании как крепкой психологической связи Парсонса и Куприяновой, так и интимных отношений между ними, однако болтовня Уилльяма была полезна в двух аспектах. Во-первых, она свидетельствовала о его эмоциональном напряжении и внутреннем ощущении тупика — именно эти факторы побуждали его искать сочувствие окружающих и заводить весьма опасные разговоры. Во-вторых, Парсонс, сам того не понимая, плодил вокруг себя опасных свидетелей, которые в случае успеха расследования могли дать показания в суде, крайне для него нежелательные.)

В 6 часов утра 11-го июля 2 автомобиля ФБР прибыли в «Лонг медоу». Анна Куприянова и Уилльям Парсонс были разбужены и после непродолжительных сборов препровождены к машинам. Обоих порознь доставили в здание штаб-квартиры территориального управления ФБР в Нью-Йорке. После 9-ти часов утра начались раздельные допросы Анны и Уилльяма, во время которых обсуждался широкий круг тем, связанных с отношениями внутри треугольника «супруги Парсонс — Анна Куприянова».

Немногим позже 11-ти часов произошло весьма примечательное событие — в управление ФБР поступило сообщение об обнаружении в водах пролива Лонг-Айленд, отделявшего одноимённый остров от материка с севера, женского трупа. Тело, сильно раздутое в результате разложения, было одето в синее платье, его заметили с частной яхты, и эта информация была передана в береговую охрану. Катера последней приступили к осмотру указанного района.

Коннелли, узнав о поступившем сообщении, тут же связал синее платье с голубой ночной рубашкой, об исчезновении которой сообщала Бесси Уилльямс. Чрезвычайно приободрённый этим открытием, инспектор вошёл в кабинет, в котором проводился допрос Уилльяма, дал прочитать тому телетайпную ленту, после чего заверил его, что если этот труп окажется телом его жены и при его исследовании в крови и мозгу будет найден хлороформ, то Парсонсу посадка на электрический стул гарантирована. И для пущей убедительности напомнил о Бруно Хауптмане, который хотя и отрицал категорически собственную причастность к похищению Чарльза Линдберга-младшего, никого в этом не убедил и смертной казни избежать не смог. После этого инспектор покинул кабинет, и допрос Парсонса продолжился без его участия.

Далее в тот же день последовало ещё одно любопытное событие. Около 17-ти часов в здании ФБР появился Гувер, приехавший из Вашингтона, который вместе с сопровождающими зашёл в кабинет, где находился Уилльям Парсонс, и поинтересовался, что здесь происходит. Сотрудники, проводившие допрос, тут же вскочили, и старший отрапортовал, что в настоящее время проводится допрос подозреваемого по делу о похищении Элис Парсонс. Гувер покивал, строго посмотрел на потрясённого Уилльяма, распорядился доложить о результате допроса позже и вышел.

Появление Директора ФБР, которого Парсонс, разумеется, хорошо знал в лицо, произвело на допрашиваемого сильное впечатление. Замечательное самообладание мало помогло ему — Парсонс сделался очень задумчив, стал отвечать односложно, заметно вспотел и попросил воды. Через некоторое время, приблизительно через четверть часа, он попросил немедленно предоставить ему возможность поговорить с Коннелли.

Его сразу же перевели в кабинет инспектора. Как и большинство прочих служебных помещений, в которых допускался допрос свидетелей и подозреваемых, кабинет Коннелли был оборудован системой аудиозаписи, благодаря чему этот разговор в виде расшифровки был впоследствии приобщён к материалам расследования. Поэтому мы можем дословно восстановить всё, сказанное тогда.

Войдя в кабинет, Парсонс без каких-либо реверансов заявил: «Мне незачем жить. Могу ли я сказать вам, что я убил свою жену, что я её отравил хлороформом? Я хочу защитить Роя. Он не может понять, что происходит.»[12]

Это было хорошее начало, и инспектор Коннелли постарался побудить Парсонса к обстоятельному изложению случившегося. Парсонс несколько раз сбивчиво повторил, что настаивает на собственной виновности и готов об этом свидетельствовать в суде. Затем неожиданно перескочил на обсуждение своей будущности, спросил, что его ждёт, затем заявил, что готов предстать перед судьёй немедленно и, вообще, готов умереть прямо сейчас. Он, очевидно, следовал извивам собственных размышлений и говорил то, что приходило в голову. Этот сумбур явственно свидетельствовал о его дезориентации и панике.

Несмотря на его самообладание и выдержку, проявленные ранее, выбранная инспектором Коннелли тактика дала желаемый результат!

Инспектор разъяснил Парсонсу ситуацию, указав на то, что присутствие в материалах расследования