Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм - Гётц Али

улице. По мере трансформации государства в целом в эффективную грабительскую машину простые люди превращались в активных потребителей и пассивных получателей «взяток» от государства. Солдаты же стали «вооруженными перевозчиками масла и яиц»[1022].

Обычные люди получили в свое распоряжение вещи, о существовании которых они едва ли догадывались еще пару лет назад. Они участвовали в грандиозной борьбе якобы за «райское германское будущее». Само по себе оно не было убедительным мотивом. Но война давала предвкушение того, какой богатой будет жизнь потом и какие удовольствия она принесет. Многие считали своим девизом «Как повоюем сегодня – так и будем жить завтра». И тут возникала тень сомнений и смутное ощущение того, что можно не только победить, но и погибнуть. В конце 1943 года СД обобщила комментарии немцев (которые, как и миллионы других) все еще регулярно относили свои деньги в сберегательные кассы: «Если мы выиграем войну, то сможем найти хорошее применение деньгам… Если мы проиграем войну, то будет все равно: копили ли мы деньги, накупили ли на них товаров и недвижимости – все будет потеряно»[1023].

В апреле 1945 года британский офицер Юлиус Позенер возвращался на родину через Германию. Его путь пролегал с низовьев Рейна в разрушенный Кёльн. До этого он побывал на итальянском фронте, «где суровой зимой 1944/45 года сотни неаполитанцев умерли от голода и холода на улицах», а люди, вплоть «до высших слоев общества, выглядели такими потрепанными, бледными и потерявшими надежду». Во Франции война была не такой уж опустошительной. «Но разве можно было сравнить это с компаниями одетых в белое милых пухленьких девушек» в Германии, «прогуливавшихся вечерами по развалинам города».

Позенер, бывший до войны инженером-строителем, ожидал увидеть масштабное разрушение городов, и в некоторой степени он не ошибся. Но вид самих горожан удивил его: «Люди не соответствовали имевшимся разрушениям. Они хорошо выглядели, были румяны, бодры, ухожены и вполне прилично одеты. Экономическая система рейха, которая до самого конца поддерживалась миллионами чужих рук и ограблением целого континента, показала здесь свои достижения»[1024].

Но тот, кто хочет говорить о значимых преимуществах политики рейха для миллионов простых немцев, не должен молчать и о холокосте.

Послесловие к предыдущему изданию

Ответ на критику[1025]

Позабытая нормальность

Книга «Народное государство Гитлера», впервые опубликованная в марте 2005 года, получила неожиданно сильный отклик в обществе. Причина этого кроется в перенесении акцента с ответственности элиты на народ-выгодоприобретатель. Только так можно было привлечь внимание к недостающему звену, с помощью которого лучше, чем в прежних интерпретациях, объясняется всегда сомнительный, но явно высокий уровень удовлетворенности немцев своим правительством во время войны. Именно потому, что так много немцев извлекало выгоду из грабительских походов национал-социалистической Германии, сопротивление политике рейха внутри страны было крайне незначительным. Рассматривая это политическое противоречие, становится понятно, почему преступлениям национал-социализма почти не было противодействия изнутри. Такой взгляд на политические методы нацистского государства, очевидно, позволил бы многим германским читателям совместить частные упоминания о войне (кажущиеся безобидными и известные им по семейным рассказам и из дневников) с политикой геноцида Германии.

В период с 1933 по 1935 год нацистское руководство укрепило свою внутреннюю основу власти благодаря внешне эффективной борьбе с безработицей – это удалось за счет безответственного роста государственного долга. Затем для отсрочки банкротства государства верхушке рейха понадобилась война (тогда не особо популярная в народе). На третьем этапе Гитлер смог стабилизировать общественную мораль путем превращения этой войны в беспрецедентную серию различных, дополняющих друг друга захватнических походов с целью истребления других народов и их грабежа. За счет экономик всех оккупированных и зависимых стран, рабочей силы миллионов подневольных рабочих, ариизированного имущества убитых евреев и голодной смерти миллионов людей (особенно в Советском Союзе) нацистское руководство создало основу для непосредственного участия немецкого народа в разделе материальных плодов своих военных походов. Это сделало их получателей заинтересованными и послушными соучастниками безотносительно всякой идеологической пропаганды.

Хотя преступления нацистов беспрецедентны, они не оправдываются предположением о том, что это было совершено в «экстремальных условиях выживания Германии». Зато они соответствуют понятному стремлению последующих поколений и их историков заклеймить такой режим как «абсолютно ненормальный». Мои выводы подрывают редукционизм в отношении вины, который был популярен в историографии национал-социализма, а также использовался в различных формах критиками моих работ. В результате теряется оптимистическая иллюзия о том, что большинство живущих сегодня людей находятся в лучшем (более или менее безопасном) положении. В своей рецензии Густав Зайбт описывает вызывающие эмоциональный дискомфорт ощущения от «Народного государства»: «Мы прекрасно знаем немцев Али: они почти идентичны нам. Они ищут достатка, материальной обеспеченности для своих детей и в старости, хотят дом за городом, собственную машину, поездки в отпуск. Стоимость всего этого для соседей и потомков их мало волнует».

Я понимаю «Народное государство Гитлера» не как общее объяснение эпохи национал-социализма. Скорее, я умышленно рассматриваю его «с позиции услужливой диктатуры» (см. с. 19). Поэтому речь в книге идет не об опровержении старых интерпретаций, ставящих в центр исторической аргументации якобы «чудесную политическую силу харизматичного фюрера» и особый немецкий антисемитизм или террор диктатуры (всегда преувеличиваемый для оправдания народа). Такие уже неоднократно озвученные факторы необходимо учитывать, но они теряют свой вес благодаря полученному пониманию «Народного государства».

Выше были приведены технологии, с помощью которых национал-социалистическое руководство постоянно «стабилизировало» свою внутреннюю власть. Так, осенью 1940 года по всей Германии возникло странное напряжение. Как метко заметил тогда Карл Фридрих Гёрделер, даже после победы над Францией нацистские правители не смогли заключить в Европе мир и начать контролировать свои финансы. Вместо этого они продолжили абсолютно необходимую для поддержания устойчивости рейха военную экспансию. Они не полагались на пропаганду, а одарили германских рабочих значительным повышением заработной платы в виде освобождения надбавок за работу в праздничные дни и ночное время от налогов и социальных сборов, они также начали баловать своих солдат и их семьи «приказом о контрабандистах». Когда осенью 1941 года немецкие войска потерпели свое первое поражение под Москвой, пожилые люди в Германии мрачно заговорили о прошлой мировой войне. Гитлер тут же приказал повысить пенсии, чтобы заставить этих скептиков замолчать. Наконец, ближе к Рождеству 1942 года, стало ясно, что празднование десятой годовщины так называемого захвата власти совпадет с сокрушительным поражением под Сталинградом. Перед лицом этой неблагоприятной ситуации Гитлер никоим образом не помышлял об идеологически грандиозной речи, а растерянно сказал Борману: «Самой эффективной была бы возможность в этот день снова