Люди на карте. Россия: от края до крайности - Владимир Дмитриевич Севриновский

одиночества я уже сам с собой разговариваю. Но в целом привык. Главное – вверх не смотреть. Куда ни глянь – одни сопки. Горизонта вовсе нет. А человеку нужно видеть дальше, чем на пару сотен метров. Зато хоть кедровки вернулись…

• • •

Первопроходцы наших мест были романтиками, а потому в Магаданской области много удивительных названий – озеро Мечты, пик Челленджер и, конечно же, знаменитое озеро Танцующих Хариусов. Там они тысячами выпрыгивали из воды, кувыркались в воздухе что твои акробаты. Даже само это озеро с высоты напоминало рыбину.

Многие горожане приезжали сюда отдыхать. Была лишь одна загвоздка – комары здесь просто кишели, так что детишки возвращались из познавательных поездок с распухшими лицами и глазами-щелочками, как у азиатов. А поскольку слухов о нелегальных китайцах на Дальнем Востоке и так хватало, приняли решение – комаров истребить! Несколько дней самолеты опыляли озеро инсектицидами, и коварные насекомые исчезли.

А следом исчезли и хариусы, у которых комары и их личинки были основой рациона. Да и танец их знаменитый был охотой на разную крылатую мелочь.

Прошло время. Комары на озере быстро расплодились до прежних масштабов. А вот хариусы не танцевали еще многие годы.

• • •

На Карском море рыбы полно. Закинул сеть и знай дрочи хвост за хвостом. Я тогда на колхоз работал, и для себя на берегу восемнадцать мешков муксуна зарыл. А песец, сволочь, прокопал ход под землей и до них добрался. Я, как увидел, озверел совсем. Бегаю, стреляю песцов. Он уже мертвый лежит, а я все равно – шарах в голову! Сильно злой был. Шестнадцать мешков песец испортил. Он только брюхо рыбе выедает, да на что она потом годна. Мне на «Сайгу» бы хватило, а пришлось все выбросить. «Сайгу»-то я потом все равно купил…

• • •

Прибился к стаду нашей соседки Варвары дикий олень. Борется она с ним, борется, и все мужу кричит: «Неси нож скорее!». Тот из-за двери поглядывает, но выйти боится. Наконец Варвара изловчилась, схватила оленя за рога, перевернула и воткнула в землю. Пока тот пытался их выдернуть, сама сбегала за ножом, зарезала его. И мужа потом поколотила.

• • •

Мой дед был большой шаман. Как-то раз одной женщине мертвого ребенка оживил. Говорит, за это твоя дочь выйдет за моего внука. Подросла старшая дочка, назначили свадьбу, а она и сбежала из-под венца с другим парнем. Думали, плохо будет, душа шамана накажет. А потом младшая дочь той женщины сама полюбила этого внука, без взрослых обошлись. Живут хорошо.

Мне бабка, дедова жена, все говорила: «Выйдешь ты замуж за русского, сильно старше тебя». Я, конечно, не соглашалась, а она мне: «Не беспокойся. У меня самой муж на тридцать лет старше. Сперва тяжело было, плакала. А потом, как детки пошли, наработаюсь, прижмусь к ребеночку, и больше уже ничего не хочется». Видишь, все получилось так, как она говорила.

• • •

Сейчас в тундре полно миссионеров. Пользуются хантыйским гостеприимством. Приезжают на «Буранах», входят в дом и давай про Христа рассказывать. Мол, вы, конечно, идолопоклонники, и это плохо, зато живете по-христиански. Стоит креститься – и рай обеспечен. Роли у них грамотно распределены. Один – эдакий рубаха-парень, второй – тонкий интеллигент, третий – крутой. Кому сподручнее, тот и речь ведет.

Обычно женщины первыми веру меняют. Муж к священному лабазу идет, а жена – в молельню. Семьи распадаются. Недавно один парень собственную мать пытался из-за этого застрелить, но отец не дал – ружье задрал, и пуля в небо ушла. Уехал сын прочь. По деревням шляется, спился совсем…

• • •

Жила тут бабка Сима. Самогон делала такой мягкий, что не замечаешь, как бутылка пустеет. Рассказывала, что ее сюда в сталинские времена этапом перегнали от самого Магадана. Восемьсот с гаком километров пешком за десять дней. Зятя своего, дальнобойщика, лопатой била. Ты, говорит, две недели ехал тот путь, что я быстрее ногами протопала. Стало быть, бухал и дочке моей изменял.

• • •

Был у нас гусь. Солидный такой, авторитетный. Иван Иванычем звали. Дом охранял не хуже иной собаки. Только имел одну слабость – очень выпить любил за компанию. Не успеют сыновья бутылку открыть – а он уж рядом. Шипит, за ноги щиплет. Не успокаивался, пока не получал смоченного в пиве хлебного мякиша. Что делать? Решили его Ваське-пастуху отдать. Тот мужик одинокий, выпить ему не с кем, так что Иван Иваныч ко двору пришелся. Совсем споил пастух бедного гуся. Теперь он пиво не хлещет, только водку. Напьются – и лежат рядом, мужик и гусь.

Потом похмеляются. Так и живут вдвоем. И оба счастливы.

• • •

Наш Семен – большой мастер. Сам инструменты делает, сам на них и играет. «Журавлиная шея», ее еще хантыйской скрипкой кличут. Пригласили его как-то в Сургут выступать. Запряг он оленей и поехал в город. А дорога долгая. К тому же подтаяло. Когда возвращался, упал один пристяжной и не поднялся. Взял Семен топор и перерубил инструменту шею. Из-за тебя, сказал, мой олень издох.

• • •

Однажды я гостил у оленеводов, и мне понадобилось добраться до соседнего стойбища. Глава семьи, уже седой старик, вызвался помочь.

Он запряг оленей, и мы поехали.

Путь был неблизкий. Когда упряжка остановилась у нужного дома, устали и олени, и возница. Я предложил старику зайти, но тот покачал головой и сказал:

– Не могу. Сердце неспокойно.

Позже я узнал, что в том доме жила женщина, к которой старик, будучи молодым юношей, сватался, и получил отказ.

Прошло полвека. Целая эпоха. У каждого из них счастливые семьи, внуки и правнуки. Про европейский сентиментализм ни он, ни она не слышали. Простая долгая жизнь, простой тяжелый труд. Все страсти давно угасли. И все же – сердце неспокойно.

Истории бабушки Марьи Волдиной

Я в детстве совсем плохая была. Бабушку обманывала.

Только в школу стала ходить, и уже говорю ей, что русскому языку выучилась. Она просит сказать что-то по-русски, а я, конечно, на нем еще не разговаривала, только таблицы наизусть зубрила. И говорю прямо по таблицам: «Чашка-ложка-миска…» А бабушка-то русский совсем не знает и восторгается способной внучкой.

Потом сказала ей, что писать умею. Подсмотрела, как русские пишут, все крючками, и сама тоже закорючки рисую. А бабушка хвалит. Перестала ходить в сельсовет, стала мне диктовать письма сыну на фронт. Тот, конечно, так ничего и не получил.