Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

– Кончить войну? – старчески хлюпнув носом, переспросил Кутузов. – Да ведь мы ее только начинаем!

Лористон побледнел, торопливо раскланялся, заканчивая часовую беседу, и тут же отбыл в Москву[886]. «А умный наш вождь, – отметил Сергей Глинка, – забавляя посла Наполеонова мечтами о мире, ждет вспомогательного войска, высылаемого северною природою, ждет морозов и бурь зимних. Ждет он также с берегов тихого Дона и новых полков»[887].

Удрученный неудачей своей миссии, Лористон вернулся в Москву и доложил Наполеону, что мира с русскими не будет. Впрочем, он мог бы этого и не говорить: Бонапарт – прекрасный физиономист – прочитал это неприятное известие на растерянном лице своего посланника.

Император почти сразу же собрал маршалов, чтобы решить, как действовать дальше. Первым выступил импульсивный Мюрат и предложил двигаться на Калугу, разбить там Кутузова и идти зимовать за Днепр. Вслед за Мюратом поднялся пасынок Наполеона Евгений Богарне и сказал, что, по его разумению, правильнее идти на Петербург, а оттуда на Ригу, дабы соединиться с войсками маршала Макдональда.

– По-моему мнению, зимовать надобно на Двине! – завершил свое выступление вице-король Италии.

Энергичный Ней тоже советовал отступать:

– Надо отдохнуть в Москве дней восемь-девять, набрать необходимое количество съестных припасов и пуститься в обратный путь на Смоленск, пока не наступили жуткие русские холода! – волнуясь закончил Ней.

Выступили трое, Наполеон молча соображал, понимая, что выбирать придется не одно из трех, а одно из двух: оставаться в Москве или отступать. И хотя мнение присутствующих на совете было ясно, Наполеон, обратившись к государственному канцлеру и генерал-квартирмейстеру Великой армии Пьеру Дарю, спросил:

– Что делать?

– Оставаться здесь! – не колеблясь, ответил Дарю. – Разместиться в уцелевших от пожара домах, в подвалах, собрать съестные припасы, какие только можно найти в этом городе, поторопить прибытие провианта и припасов из Вильны, превратить эти развалины в огромный лагерь, сделать неуязвимыми наши сообщения с Литвой, Германией, Пруссией и снова начать войну весною.

– Это ответ льва! – воскликнул Наполеон, но все-таки предпочел отступление.

– Мы двинемся к Смоленску на зимние квартиры, а весной пойдем в Петербург! – Наполеон прошелся по комнате и, глядя на притихших соратников, продолжал. – Движение к Смоленску нельзя называть отступлением – это обыкновенный стратегический марш. Что касается погоды, то она благоприятствует нам, а холода в здешних местах наступят, как свидетельствуют данные за последние сорок лет, только в начале декабря. Мы имеем в запасе более сорока дней, вдвое того, что нам требуется[888].

Дабы принудить Александра Первого к миру, Наполеон в этот период «распорядился составить прокламацию об освобождении русских крепостных»[889]. Одновременно он собирался «возмутить казанских татар, посулив им поддержку в избавлении от гнета царизма и отделении от России… Наполеон возымел желание иметь под рукой кого-либо из потомков старинных удельных князей, могущих претентовать на русский престол… для чего поручил написать проект прокламации от имени князей Долгоруких, низлагавший «немецкую династию узурпаторов Романовых»[890].

Но все было тщетно, русский император на мир не пошел. Тогда и началось отступление Великой армии из Москвы, закончившееся ее полным разгромом и исчезновением на необозримых пространствах России.

Контрнаступление

Казаки делают чудеса, бьют на артиллерию и пехотные колонны.

М. И. Кутузов

Дни накопления русских сил завершились. Армия Кутузова, находившаяся в Тарутинском лагере, к 6 октября 1812 года насчитывала около 97 тысяч регулярных войск, 20 тысяч казаков, 10 тысяч ратников ополчения и 622 орудия[891]. Наступило время действий. Первыми в начале октября их открыли против неприятеля донские казаки. Французам было нанесено несколько мелких, но чувствительных ударов. «Изъявляю вам мою искреннюю признательность за действия ваши, я вас покорнейше прошу и впредь употреблять все средства для нанесения вреда неприятелю», – писал Платову довольный действиями его казаков Кутузов[892].

После этого и вся русская армия, окрепшая и хорошо снабженная за период «тарутинского сидения», перешла к боевым действиям против французов. Они начались у села Тарутина шестого октября с разгрома войск Мюрата, наблюдавшего с двадцать четвертого сентября за укрепленным лагерем русских.

Армия наша под общим командованием фельдмаршала Кутузова в этом сражении насчитывала 36 тысяч солдат и офицеров. Силы французов под командованием маршала Мюрата составляли около 26 тысяч бойцов при 197 пушках[893].

План атаки разработал начальник Главного штаба русской армии генерал от кавалерии Беннигсен. К левому флангу французов почти вплотную подходил большой лес, что давало возможность скрытно приблизиться к их расположению. Эту особенность было решено использовать. По плану русская армия атаковала двумя частями. Одна, под личным командованием Беннигсена, должна была скрытно через лес обойти левый фланг французов. Эта группировка состояла из 2-го, 3-го, 4-го пехотных корпусов, 1-го кавалерийского корпуса, а также 10 полков казаков под командованием генерал-адъютанта графа Василия Орлова-Денисова. Остальные корпуса под командованием Милорадовича должны были сковать боем правый фланг французов. Отдельный отряд генерал-лейтенанта Дорохова по плану должен был перерезать Мюрату пути отхода на Старой Калужской дороге в районе села Вороново. Кутузов, как главнокомандующий, оставался с резервами в лагере и осуществлял общее руководство.

Маршал Мюрат понимал рискованное расположение своих отрядов, ибо владел какими-то сведениями о предстоящей атаке. Во всяком случае, приготовления русских не остались для него тайной. За день до сражения французы всю ночь стояли под ружьём в полной готовности, но ожидаемого нападения не последовало. Атака русских войск запоздала на день из-за отсутствия начальника штаба Ермолова. На следующий день Мюрат издал приказ об отводе артиллерии и обозов. Однако адъютант, доставив приказ начальнику артиллерии, застал того спящим и, не подозревая срочности ситуации, решил подождать до утра. В результате утром французы абсолютно не были готовы к отражению атаки. Момент для сражения оказался удачным для русских.

Вечером пятого октября колонны Беннигсена, соблюдая осторожность, перешли реку Нару у села Спасского. Ночной марш и неправильный расчет обходного движения привели к замедлению движения, и войска не успели своевременно подойти к неприятелю. Только генерал Орлов-Денисов, командовавший крайней правой колонной, состоявшей из 10 казачьих полков, солдат 20-го гвардейского полка, лейб-гвардии казачьего эскадрона и конной батареи, еще до рассвета достиг села Дмитровского за левым флангом французов. В его задачу входило овладение Московской столбовой дорогой и пресечение путей возможного отхода Мюрата[894].

Генерал Милорадович до рассвета не предпринимал активных передвижений. Утром неприятельский лагерь пробудился, а пехотные корпуса так и не показывались на опушке. Расчитывая на внезапность, Орлов-Денисов принял решение в семь часов утра атаковать самостоятельно.