Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

у посёлка полковника Чернозубова, где из него сформировали четыре полка: полковника А. Ф. Слюсарева 1-го, полковника Г. Д. Иловайского 9-го, войскового старшины К. И. Шамшева 2-го и войскового старшины Я. А. Траилина. Ополчение 2-го Донского округа – в станице Казанской, где из него сформировали пять полков: полковника И. Ф. Чернозубова 5-го, полковника С. Е. Грекова 5-го, подполковника Н. С. Сулина 9-го, войскового старшины А. Е. Голицына, войскового старшины И. И. Данилова 2-го. Ополчение Донецкого округа – в Ольховом Роге, находившемся у Казанского тракта, где из него сформировано два полка: генерал-майора Б. А. Грекова 3-го, полковника С. А. Белогородцева 1-го. Ополчение Усть-Медведицкого округа – в станице Котовской, где из него сформировали пять полков: генерал-майора Д. Е. Грекова 1-го, полковника И. А. Андриянова 1-го, полковника П. П. Попова 3-го, войскового старшины И. И. Андриянова 3-го, войскового старшины Т. В. Ребрикова 3-го. Ополчение Хопёрского округа – в станице Михайловской, где из них были сформированы три полка: полковника И. Ф. Чернозубова 4-го, майора С. М. Ежова 2-го, войскового старшины И. М. Сучилина 2-го. Местом сбора полуроты Донской конной артиллерии был назначен хутор сотника Низельского, на р. Грушевке[856].

Выдвинувшись с Дона, полки Донского ополчения, делая по 50–60 верст за переход, достигли Тулы, а оттуда повернули в направлении села Большое Леташово, находившееся в центре Тарутинского лагеря, и 29 сентября вступили в него, радостно встреченные всеми находившимися там войсками[857].

Атаман Платов, встретив полки Донского ополчения, сказал: «Друзья, Сам Милосердный ускорил ваш путь! Наступило время донцам доказать всю силу нашего усердия и Богу, и Государю, и Отечеству. Мы в душах запечатлели милости царские, у нас в душах и Отечество. Не щадя голов своих, докажем им снова наше рвение, нашу любовь… Вы донцы, вы сыны земли русской; не утерпели ваши сердца: вы прилетели в соучастники общей славы. Друзья! Злодей в стенах Москвы; он все в пепел обращает; он, может быть, алчет распространить зверство свое и в дальнюю внутренность России; преградим путь врагу свирепому; умрем здесь или выгоним из России. Вы охотно пришли подкрепить нас: Правосудный Бог поможет. Враг идет на нас с адом; мы на него пойдем с крестом животворящим! Есть ли б Бог попустил, есть ли б враг прорвался до берегов Тихого Дона, поруганы бы были храмы Господни, встревожился бы прах наших отцов… Друзья и братья! Воскликнем ко Господу сил; не для нас, Господи! Для имени Твоего вспомоществуй нам поразить, устыдить и изгнать врага»[858].

«Морозы и бури зимние впереди, – записал в дневнике находившийся в Тарутинском лагере Сергей Глинка, – полки донские летят в стан Тарутинский. И какие полки! Сыны заветной славы донской; двадцать полков, отслуживших по тридцати и по сорок лет. Вся ратная жизнь Дона устремилась с ними с родных пепелищ на новые труды, на бой и смерть. Думают, будто бы Кутузов не знал о походе тех полков. Он знал, но молчал, чтобы нечаянность распространила и приятное изумление и новое ободрение духа. Так и сбылось»[859].

Прибывшие в Тарутинский лагерь донские полки тут же были распределены по отрядам русской армии. Полк И. Г. Попова 13-го поступил в партизанский отряд знаменитого поэта-партизана Д. В. Давыдова[860]. О значении казаков из полка войскового старшины Попова 13-го для его партизанского отряда Денис Васильевич писал: «Этот полк, не взирая на усиленные переходы от самого Дона, представился мне в отличнейшем положении и усилил мою партию пятьюстами доброконными казаками. Тогда я перестал опасаться нападения преследовавшего меня отряда и решился, напротив, сам атаковать»[861].

Войсковой старшина А. М. Гревцов 2-й отправился со своим полком к другому славному партизану, полковнику А. Н. Сеславину[862], а казачьи полки И. А. Андрианова 1-го и И. И. Андрианова 3-го усилили Калужское ополчение.

Остальные 22 полка Донского казачьего ополчения влились в состав корпуса М. И. Платова и в авангард генерала от инфантерии М. А. Милорадовича[863].

В начале октября под впечатлением прибытия в армию казаков донского ополчения Кутузов писал императору Александру: «Прибывающие лошади и конница весьма мне вовремя, для действия в тылу неприятеля кавалерия весьма нужна. Такое значущее усиление иррегулярных войск приобретает верные способы причинить большой вред неприятелю»[864].

«Появление ветеранов донских, – записал в своем дневнике Сергей Глинка, – было праздником в стане русском. Начальники и рядовые говорили друг другу: «Как не постоять нам за себя, как не прогнать врага? И старики донские поднялись!»[865] Брат Сергея Глинки Федор откликнулся на это событие такими поэтическими строками:

Но стихли вдруг враги и грозы —

Переменилася игра:

К нам мчались Дон, к нам шли морозы —

У них упала с глаз кора!

Необозримое пространство

И тысячи пустынных верст

Смирили их порыв и чванство…

Важное значение прибывших в Тарутинский лагерь полков Донского казачьего ополчения высоко оценил начальник Главного штаба армии Кутузова генерал от кавалерии Л. Л. Беннигсен. «С самого прибытия казаков в армию, – писал он, – они ежедневно забирали от ста до тысячи человек французов в окрестностях лагеря. Они препятствовали подвозу всякого рода продовольствия… ни один воз не мог проникнуть к ним, ни один французский отряд не мог отправиться на фуражировку… Это явилось началом истребления французской армии»[866].

Французы уже определили местонахождение русской армии и пристально следили за приготовлениями «лиса» Кутузова. Недалеко от Тарутина, на реке Чернишне, притоке Нары, что в 90 верстах от Москвы, с 24 сентября расположился для наблюдения за русскими авангард наполеоновской армии под командованием маршала Мюрата. В его состав входили четыре кавалерийских корпуса, 5-й корпус Юзефа Понятовского, две пехотные и две кавалерийские дивизии – общей численностью более 26 тысяч солдат и офицеров[867].

«Мы почти ежедневно слышали оживленные упражнения в ружейной и пушечной стрельбе, происходившие в русском лагере в двух милях от нашей стоянки, – писал один из офицеров Великой армии. – Полковник Уминский[868], которого король Евгений Богарне посылал к русским, рассказывал, что все виденное им в русской армии свидетельствовало о благосостоянии и мужестве. Ему довелось говорить с Платовым и другими старшими офицерами, и они откровенно заявили: “Вы от войны устали, а мы только теперь серьезно за нее принимаемся. Ваши повозки, добыча, багаж и пушки – все это мы у вас отберем”»[869].

В отсутствие боевых действий французские и русские офицеры, прекрасно владевшие французским языком, стали устанавливать определенные контакты на пограничных постах. Генерал Алексей Ермолов писал в своих воспоминаниях: «Господа генералы и офицеры съезжались на передовых постах с изъявлением