Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

В одном из воспоминаний, относящихся августу 1812 года, сказано: «Наполеон всей массою своих войск давил на тыл русской армии, стараясь овладеть московской дорогой. Сдерживать этот страшный поток поручено было одним казакам, и Платов с успехом выполнял возложенные на него обязанности. Но Кутузов требовал большего: он хотел иметь армию Наполеона не менее как на день, на два ходу, а не на 20–30 верст, и всю вину слагал на Платова, к которому питал личное нерасположение еще с турецкой войны. Это приводило Матвея Ивановича в большое «сокрушение»[814].

Адъютант Кутузова А. И. Михайловский-Данилевский, знаменитый в будущем историк Отечественной войны 1812 года, вспоминая период с 27 по 28 августа 1812 года, писал, что раздражение главнокомандующего в отношении донского атамана доходило до крайности. «Он бранил Платова, который в сей день командовал аръергардом, – писал Михайловский-Данилевский. – Вот, между прочим, собственные слова его: “Он привел неприятеля в наш лагерь, я не знал, чтобы он был такой г…няк”»[815].

Первого сентября 1812 года в деревне Фили, расположенной на Поклонной горе недалеко от Большой дороги, состоялся военный совет, который собрал фельдмаршал Кутузов. В четвертом часу пополудни в просторной избе крестьянина Андрея Севастьяновича Фролова собрались наиболее видные генералы и полковники русской армии.

Так как протокол военного совета не велся, историки до сих пор спорят о персональном составе участников этого совета. Точно на нем присутствовали генералы: М. Б. Барклай де Толли, Л. Л. Беннигсен, Д. С. Дохтуров, Ф. П. Уваров, Н. Н. Раевский, А. П. Ермолов, А. И. Остерман-Толстой, П. П. Коновницын, С. Н. Ланской, полковники К. Ф. Толь и П. С. Кайсаров.

Присутствовал ли на этом эпохальном совете атаман донцов Платов или кто-нибудь из казачьих генералов?

О том, что Платов участвовал в военном совете в Филях упоминается в донесении Л. Л. Беннигсена Александру I от 19 января 1813 года из Вильны[816].

В «Записках неизвестного о сдаче Москвы», опубликованных в книге Константина Военского «Отечественная война 1812 года в записках современников», Платов также упоминается в числе участников военного совета[817].

Один из первых и добросовестных историков Отечественной войны 1812 года, сам участвовавший в ней, капитан лейб-гвардии егерского полка Дмитрий Ахшарумов в своем «Описании Отечественной войны 1812 года» упоминает Платова в качестве участника военного совета в Филях[818].

Об атамане Платове, как участнике совета в Филях пишет такой авторитет и знаток истории Отечественной войны 1812 года, как академик Евгений Викторович Тарле в книге «1812 год»[819].

П. П. Коновницын и А. И. Михайловский-Данилевский также упомянули Платова в качестве участника военного совета в Филях[820].

Правда, большинство историков, писавших об этом событии, не включают донского атамана Платова, или кого-нибудь другого из казачьих генералов (например, командира лейб-гвардии казачьего полка графа Василия Орлова-Денисова) в число членов военного совета в Филях. Полный анализ исторических документов дает возможность сделать вывод, что Платов, отстраненный от командования аръергардом с формулировкой «за быстрое отступление», не мог быть участником знаменитого совета[821].

Кутузов, слегка выдвинувшись из своего угла к свету, открыл совет вопросом: «Принять ли сражение перед Москвой или отступить за оную?»

Встал импульсивный Беннигсен и возбужденно заговорил:

– Господа! Мы спасем армию и Москву, когда сами пойдем атаковать неприятеля. Нам сие потому исполнить можно, что Наполеон отрядил корпус вице-короля Италианского обойти нас справа и другой корпус, чтобы обойти нас слева – от сего силы его гораздо уменьшились. Сверх того, многие тысячи мародеров расстраивают его армию, а посему, если мы пойдем прямо на него, то он будет неминуемо разбит, а оба корпуса, посланные, чтобы обойти нас, будут сами отрезаны. Если вы сего мнения не примите, я предлагаю стянуть все наши силы к левому крылу, стать к стороне дорог Смоленской и Калужской, имея позади нас Воробьевы горы, и тут ожидать, что неприятель предпримет.

Всегда осторожный и рассудительный Барклай де Толли предложить отходить.

– Если бы мы были намерены атаковать, – сказал он, – то сие надлежало бы прежде, не надобно подходить близко к Москве, потому что гибель наша неизбежна в случае отступления чрез оную[822].

Барклая поддержали генералы Раевский, Остерман-Толстой, Ермолов, Ланской, полковники Толь и Кайсаров. Остальные были за предложение Беннигсена.

Доводы Барклая и других генералов не подействовали на Беннигсена, который продолжал настаивать на сражении у стен Москвы. Его пыл охладило вежливое, но полное глубокого сарказма напоминание Кутузова о катастрофе под Фридландом, где Беннигсен завел русскую армию в точно такое положение, как теперь, поставив ее тылом к обрывам реки Алле. Здесь же, под Москвой, были крутые берега Москва-реки. Там позиция русских разрезалась оврагом, здесь – речкой Карповкой. Там Беннигсен обрек русскую армию на поражение, и тысячи русских солдат погибли от артиллерийского огня на улицах горящего Фридланда и в волнах реки Алле.

Барклай де Толли, настаивавший на отступлении, предложил идти на Волгу, добавив, что «Волга, протекая по плодоноснейшим губерниям, кормит Россию».

– Но мы должны помышлять теперь не о краях, продовольствующих Россию, но о тех, которые снабжают армию, – произнес Кутузов. И, немного погодя, тихим, но решительным голосом добавил: – С потерею Москвы еще не потеряна Россия. Первою обязанностию поставляю сберечь армию и сблизиться с теми войсками, которые идут к нам на подкрепление. Самим отступлением Москвы приготовим мы неприятелю неизбежную гибель. Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно завершить войну. Но, когда уничтожится армия, погибнет и Москва и Россия.

Затем, немного помолчав, Кутузов решительно заключил:

– Приказываю отступать![823]

Биограф Платова А. И. Сапожников опубликовал архивный документ, в котором говорится: «Платов (которого забыли звать на совет) пришел ночью и согласился с Барклаем»[824].

В сумерках того же дня в армии стало известно о решении ее главнокомандующего оставить Москву. «Уныние было повсеместное, – писал очевидец. – Рядовое офицерство и солдаты были совсем сбиты с толку всеми этими категорическими заявлениями главнокомандующего о том, что Москва ни за что не будет сдана и внезапным результатом военного совета в Филях».

«Я помню, – писал другой современник этих событий, – когда мой адъютант Линдель привез приказ о сдаче Москвы, все мы пришли в волнение: большая часть плакала, многие срывали с себя мундиры и не хотели служить после поносного отступления, или лучше, уступления Москвы. Мой генерал Бороздин решительно почёл сей приказ изменническим и не трогался с места до тех пор, пока не приехал на смену его генерал Дохтуров».