"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

груди, плеч, рук, бедер и очертания стройных красивых ног составляли единую, непостижимую гармонию и в то же время очаровывали бесхитростной простотой. В ней не было ничего сверхъестественного, и вместе с тем она была прекрасна.

Войдя в этот дом, Мейсон еще не осознавал, что его порог был тем рубежом, переступив который, он навсегда потерял всякую связь с теми женщинами, которые раньше были в его жизни. Они просто перестали существовать для него, они были только искаженным отражением этой истинно безумной красоты.

Наверное, так бывает с каждым мужчиной, который страстно влюбляется в женщину. Разумеется, Мейсону сейчас было не до размышлений на эту тему. Он целовал и ласкал языком свесившиеся над ним, словно пышные виноградные гроздья, груди.

Вирджиния дышала так же тяжело, как и он. Торопливо сбросив дрожащими руками все еще болтавшийся на его шее галстук, она постаралась поскорее обнажить его тело. Однако в этой нервной спешке пальцы ее дрожали, и она никак не могла совладать с пуговицами. Наконец, не выдержав, она резко рванула рубашку на груди Мейсона. Затрещали, отлетая, пуговицы, и она, наконец‑то, увидела его покрытую нежными шелковистыми волосами грудь, набрякшие от возбуждения соски.

А он, окончательно растеряв остатки самообладания, в диком исступлении мял руками и целовал нежную грудь этой очаровательной женщины, чувствуя, как она трепещет под его ласками. Второй рукой он нежно гладил ее плечи, спину, ощущая необыкновенный бархат плотно сбитого тела.

Она стала постепенно придвигаться все ближе и ближе к его лицу, и его руки поплыли вниз по ее телу — на мягкий живот и округлости бедер. Он целовал и целовал, как сумасшедший, все, что попадалось под его губы. И дрожь ее тела передалась ему, захлестнув страстным порывом и непреодолимостью желания.

Ему было невыразимо приятно. Она обняла его своими горячими руками и подставляла свое тело, обдавая Мейсона жаром порывистого дыхания. Она совершала своим телом плавные волнообразные движения, прижимаясь к нему то животом, то грудью, и он чувствовал, как вся его плоть трепещет в одном остром желании — наконец завладеть ею. Еще несколько мгновений — и он, наверняка, ничего не смог бы поделать с собой. Невыносимое наслаждение обрушилось бы на него горячей волной и утопило бы в жгучем безудержном водовороте удовольствия.

Однако Вирджиния, прекрасно понимая, что такой быстрый конец не входил ни в его, ни в ее планы, вновь взяла инициативу в свои руки. Резко рванувшись всем телом, она укусила его за шею и, оттолкнув от себя, вскочила и побежала наверх в спальню. Запрокинув голову, Мейсон увидел, как полуобнаженная женщина исчезает в дверном проеме.

Он поднялся и, тяжело дыша, растерянно огляделся по сторонам. Чувствуя огромное возбуждение и слабость в коленях, он стоял, держась руками за стену, а затем, покачиваясь, стал медленно подниматься наверх.

Его волосы были растрепаны, маслянистый, осоловевший взгляд блуждал по стенам, ни на чем не останавливаясь, ни на чем не задерживаясь. Вверху, уже совсем близко, сверкая никелем, вращались огромные лопасти вентилятора. Потоки теплого воздуха шевелили спутанные волосы на голове Мейсона.

Он поднял голову вверх в бессловесной просьбе к этому простому механическому приспособлению охладить его пыл. Однако было ясно, что сейчас уже ничто не сможет удержать и остановить его, что через несколько мгновений ему придется идти до конца, и что сейчас он испытает высшее наслаждение, то, о котором он мечтал ночью во сне. Его внутренний голос еще пытался воззвать к нему: что я делаю, зачем я здесь? Но эти вопросы остались без ответа. Плоть Мейсона, его тело знали, зачем он находится здесь, знали, что их ждет.

Немного отдышавшись, Мейсон отбросил рукой прилипшую ко лбу мокрую прядь волос и вытер вспотевшие виски. Перед его глазами вновь промелькнула картина, которую он однажды видел на экране телевизора: вновь в видеомагнитофоне вращалась кассета, и вновь на экране предавалась любви Вирджиния, такая желанная и страстная. Она вздыхала, вздрагивала, извивалась и трепетала.

Чувства вновь захлестнули Мейсона, и, упрямо мотнув головой, он зашагал по ступенькам лестницы наверх, в спальню Вирджинии.

Внезапно во всем доме погас свет, и лишь из‑за приоткрытых дверей спальни лилось призрачное неровное сияние, какое бывает только от открытого огня — очевидно, там горел камин.

Мейсону хотелось идти туда и в то же время он страстно жаждал как можно дальше оттянуть тот момент, когда он переступит порог спальни.

Он тяжело вздохнул и сделал шаг, за ним второй, третий… Вот он уже слегка толкнул рукой, казалось, невесомую дверь спальни. Легко повернувшись на хорошо смазанных шарнирах, она открылась, словно приглашая Мейсона сделать неведомое прежде в его жизни открытие.

В спальне царил полумрак. Большую просторную кровать в дальнем углу комнаты отгораживала от двери прозрачная занавеска. В потоках воздуха, текущего из распахнутого окна, она легко колыхалась, издавая шум, похожий на трепетание крыльев мотылька. Возле кровати на дубовой тумбочке горело несколько толстых восковых свечей. Их неровный свет отбрасывал на потолок причудливые подвижные тени. Спальню наполнял запах горящего воска, что навевало на ум сравнение с храмом любви.

Кроме восковых свечей в комнате ярко горел камин. Сухие дрова только что занялись огнем и негромко потрескивали.

Мейсон подошел к кровати и, подняв руку, осторожно отодвинул занавеску. Вирджиния лежала, повернувшись к нему спиной. Как завороженный, Мейсон смотрел на мраморно–белое тело. Его восхищали ее красивые полные руки, тонкая талия и длинные изящные ноги.

Она была похожа на фарфоровую статуэтку, в которой каждая деталь, отшлифованная мастерством художника, восхищает своей утонченной красотой и совершенством. Ее рассыпавшиеся по плечам белокурые волосы вызывали у Мейсона чувство какого‑то детского умиления. В ней была сейчас какая‑то нездешняя хрупкость и нежность. Казалось, тело ее светилось нетронутой чистотой и целомудрием.

Мейсон растерялся, не зная, что делать. Вирджиния не шевелилась, не вздрагивала, она, как будто, ждала, пока Мейсон насладится созерцанием. Похоже, она даже спиной чувствовала, что он пожирает ее глазами. Казалось, что и она не меньше Мейсона упивается безмолвием этой встречи.

На ней была лишь узкая белая полоска кружевных трусиков. Мейсон осторожно нагнулся и положил руку на бедро Вирджинии. Он и сам вздрогнул от этого прикосновения к теплой нежной коже. Как зачарованный, он молча смотрел на нее, упиваясь этим видением. Тусклое сияние ее тела будоражило ему душу, сердце временами бессильно замирало.

Все его тело содрогалось от нетерпения, желания, радости, — так приятно ему было на нее смотреть. Говорить ни о чем не хотелось, казалось, что малейший звук может разрушить это тихое сказочное очарование.

Она лежала,