"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

в конформизме Мейсона обвинить было нельзя. Он предпочитал броситься в объятия «Джонни Уокера» или «Джека Дэниелса», чем мириться с диктатом семьи и нести на себе груз правил общепринятой морали.

Это было не для Мейсона. Иногда он и сам понимал, что не способен жить спокойной, уравновешенной, размеренной жизнью, однако, не принимая окружающую его действительность, он никак не мог четко уяснить, в чем же он нуждается по–настоящему.

В этой жизни он перепробовал многое, если не все — так ему по крайней мере казалось, однако каждый следующий прожитый день приносил все новые и новые открытия.

Сейчас он познакомился с еще одной стороной собственной натуры. Очевидно, тяга к необычному привела и его в объятия Вирджинии Кристенсен. И хотя он боялся ее, а временами даже ненавидел, у него не было сил отказаться от этой, в чем‑то нелепой и для него самого неприемлемой, формы выражения любви.

Лишь в одном он себя сейчас не считал виновным — в супружеской неверности. Хотя, возможно, Элизабет Тимберлейн думала по–другому. Они успели прожить вместе лишь несколько дней, но за это время она уже так привязалась к нему, прикипела душой и телом, что вряд ли мыслила свое дальнейшее существование без этой любви. Что же касается Мейсона, то его отношение к Бетти было отнюдь не таким ясным и осознанным. Конечно, он понимал, что эта женщина любит его, готова сносить многое, лишь бы он был рядом с ней. Она надеялась на то, что когда‑то возникшее между ними чувство можно вернуть. Наверное, все женщины надеются на то, что способны вернуть к себе мужчину, но это отнюдь не всегда бывает так.

Мейсону было ясно, что Элизабет ждет от него много и в первую очередь — любви. Но он не мог дать ей сейчас этого чувства хотя бы потому, что сердце и разум его были целиком заняты Вирджинией. Он понимал, что с такой женщиной и с такой страстью он еще не встречался, а ведь его всегда влекли сильные чувства и переживания. Сейчас в образе Вирджинии он столкнулся именно с тем, против чего никак не мог устоять.

Бетти для Мейсона сейчас просто не существовала. Она была прекрасной, доброй женщиной, вполне достойной получить свою, пусть небольшую долю счастья в этой жизни; она была нежна, терпелива, заботлива, но Мейсону сейчас не это было нужно — ему хотелось гореть так, чтобы воображаемая нить накала в его душе в конце концов лопнула.

Мгновениями он ловил себя на мысли, что не знает как, когда и при каких обстоятельствах могут закончиться его отношения с Вирджинией, а они в конце концов должны были завершиться, как завершается все хорошее в этом мире.

Хорошее или плохое? Мейсон не мог ответить на этот вопрос. Сейчас для него все смешалось, утонуло в одном море страсти, в которое он погружался все глубже и глубже.

Чтобы не сойти с ума от размышлений о будущем, Мейсон гнал от себя все мысли на эту тему, только в этом было спасение — ни о чем не думать, жить сегодняшним днем, единственной, настоящей страстью, которая существует только в данный конкретный момент.

Что будет завтра? На это не смог бы ответить даже сам Господь Бог. Одно Мейсон знал совершенно точно: это Вирджиния своими ласками, своей безудержной исступленной тягой к наслаждению и боли пробудила в Мейсоне то, что долгие годы подспудно зрело в его душе, однако не находило выхода.

Мейсон уже начинал понимать, что его страсть к Вирджинии носит суицидальный, самоубийственный характер, такую страсть может оборвать только смерть одного из партнеров. Здесь не было границы, рубежа, до которого следовало бы идти. Вся эта страсть, уже самые первые ее проявления несли в себе скрытый заряд самоуничтожения.

Освободиться от этого обычным способом — порвать отношения, уехать, расстаться — было невозможно. Это напоминало неудержимое стремление мотылька приблизиться к горящей свече — Мейсон чувствовал, что он находится уже на полпути к всепожирающему огню, у него уже начинали гореть крылья, но ни боль, ни предвидение близкого конца уже не могли остановить его. Их отношения должны были очень быстро закончиться, однако Мейсон не хотел об этом думать. Сейчас ему было просто хорошо, хотя кожа на спине горела от порезов, а боль в локтях напоминала о ремне, которым Вирджиния стянула ему руки прошедшей ночью. Вот теперь он по–настоящему имел возможность убедиться в том, что такое сладкая ягода, до которой можно добраться, лишь оцарапав руки и ноги об острые шипы диких роз…

ГЛАВА 22

Сексуальный характер процесса привлекает публику. Население Бриджпорта разделилось на два лагеря. Новый свидетель обвинения. Мейсон в растерянности. Протест защиты отклонен. Джозеф Макинтайр — бывший возлюбленный Вирджинии Кристенсен. Подсудимая испытывает склонность к пожилым богатым мужчинам с больным сердцем. Бурное сексуальное прошлое Вирджинии используется обвинителем в качестве подкрепления своей версии. Больное сердце Джозефа Макинтайра. Вирджиния Кристенсен доводила своих возлюбленных до грани. Напоминание о связанных ремнем руках бросает Мейсона в холодный пот. Публика удаляется с судебного заседания, пресса остается в зале суда. Неопределенность в умах судебных заседателей и журналистов.

Очередное судебное заседание началось в десять часов утра следующего дня с традиционных слов секретаря:

— Встать, суд идет!

На этот раз публики в зале собралось еще больше, чем в оба предыдущих дня: в проходах стояли стулья, любопытствующие вместе с журналистами забили галерку до отказа. Это напоминало аншлаговое выступление какого‑нибудь столичного театра в затхлом провинциальном городишке.

Мейсону никогда не приходилось вести дела при таком стечении народа. Даже процесс Дэвида Лорана, который Мейсон в последний раз вел в качестве представителя обвинения, не вызывал такого громадною интереса публики, как суд по делу Вирджинии Кристенсен. Очевидно, разница была в личности покойного, хотя не меньший интерес вызывала и обвиняемая.

К тому же, как точно выразилась перед началом слушания судья Флоренс Кингстон, процесс этот носил явно выраженный скандально–сексуальный характер, а подробности интимной жизни миллионеров всегда живо волновали публику. Возможно, всем тем, кто сейчас присутствовал в зале заседания, подсознательно, а, может быть, и вполне осознанно, хотелось походить на Лоуренса Максвелла. Многие, наверное, даже мечтали о такой же смерти. И, хотя на первый взгляд это казалось несколько диким и сумасшедшим, какой‑то резон у этих людей был.

Ведь не все страстно жаждут от первого до последнего ее дня между скучной работой и скучным семейным бытом. Многие готовы были бы пожертвовать своей обеспеченной сытостью ради нескольких мгновений наслаждения.

Возможно,