Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский

Однако напряженный график, вероятно, не позволил ему посетить это мероприятие, хотя он, судя по пометке на приглашении (карандашная надпись «за»), и имел намерение это сделать. Не посетил он в тот день и в Большом зале консерватории торжественный вечер Метростроя, который также был назначен на 17 часов[1098].

Но в данном случае важен факт наличия подобных многочисленных ноябрьских приглашений, свидетельствующих о роли и популярности наркома.

5 ноября Орджоникидзе находился на своем рабочем месте в наркомате, а вечером на приеме у Сталина[1099]. 6 ноября Орджоникидзе присутствовал на торжественном заседании, посвященном годовщине Октябрьской революции в Большом театре, после чего в газете «Правда» появилась его совместная фотография со Сталиным, Кагановичем и Ворошиловым[1100]. 7 ноября Орджоникидзе присутствовал на трибуне Мавзолея на Красной площади во время демонстрации, и фотография фиксирует его хорошее состояние[1101].

Затем несколько дней сообщения о нем в газетах отсутствуют, а 12 ноября приказ по Наркомтяжу издает уже заместитель Орджоникидзе — М. С. Рухимович[1102]. Это не случайно, так как в это время у него случился сердечный приступ, о чем свидетельствует письмо руководству партии врачей Каминского, Плетнева и Левина написанное в 20:00 9 ноября: «У тов. Орджоникидзе Г. К. 9-го ноября, в 16 ч. 15 минут, в его рабочем кабинете, произошел припадок сердечно-сосудистой слабости, сопровождавшейся очень кратковременной потерей сознания, похолоданием конечностей, ослаблением пульса. В настоящий момент, после спокойного сна (в течение 3 часов) пульс правильный, 80–84 в минуту, удовлетворительного наполнения и напряжения. Температура 35,2. Конечности теплые. Сознание совершенно ясное. В ближайшие три дня тов. Орджоникидзе должен оставаться дома, в условиях полного покоя»[1103]. Как позднее указывал один из его лечащих врачей Л. Г. Левин: «На волоске от смерти был Григорий Константинович в ноябре 1936 года, когда сердечный припадок застал его на работе»[1104].

Сообщений в газетах о болезни Орджоникидзе не было. Одно сообщение о Серго 13 ноября опубликовала «Правда». В нем говорилось, что Партиздат выпустил краткий биографический очерк «Серго Орджоникидзе» (объемом 114 страниц), составленный М. Д. Орахелашвили (его давнишним друг и соратник). То есть эта заметка являлась последствием празднования юбилея Орджоникидзе[1105], книга была подготовлена задолго до ноября, пройдя в том числе редактирование Сталиным. Кроме того, 18 ноября в Мариуполе стахановец-сталевар Макар Мазай получил приветственную телеграмму от Серго Орджоникидзе, текст которой был опубликован «Правдой»[1106]. Вероятно, что к этому периоду состояние здоровья Орджоникидзе улучшилось, но, учитывая отсутствие новых сообщений о его деятельности в газетах, оно оставалось еще неудовлетворительным. К активной деятельности он приступит немного позднее: 22 ноября присутствует среди прочих посетителей на приеме у Сталина[1107].

Через два дня Орджоникидзе участвует в работе Чрезвычайного VIII Всесоюзного съезда Советов (25 ноября — 5 декабря), который должен был утвердить сталинскую Конституцию 1936 года. 26 ноября он представлен на коллективной фотографии, напечатанной на страницах «Правды»[1108]. Орджоникидзе участвует в работе съезда; избирается в состав Редакционной комиссии для разработки окончательного текста Конституции Союза ССР (220 человек)[1109]. Входит в президиум VIII съезда (30 человек)[1110]. Однако его фотографии больше в газетах не появляются, хотя в «Правде» публиковалось много коллективных и индивидуальных фотографий других советских руководителей. И даже на одной из последних съездовских фотографий, где Сталин, Молотов, Ворошилов, Буденный и Литвинов голосуют за окончательный текст конституции, его тоже нет[1111]. Только 7 декабря «Правда» напечатала коллективную фотографию (сделана 5 декабря с его изображением среди прочих: Молотов, Ворошилов, Сталин, Микоян, Орджоникидзе[1112]. Григорий Константинович часто ранее выступал на различных собраниях, он был популярным трибуном, но в «Правде» ничего в эти дни не говорилось о выступлении Серго на съезде. Можно констатировать, что Орджоникидзе, при формальной задействованности в работе съезда, не был, как сейчас выражаются, медийной фигурой съезда. Явилось ли это следствием недавно перенесенной болезни или свидетельством охлаждения между Орджоникидзе и Сталиным?

Возможно, что Орджоникидзе в этот период действительно был еще не совсем здоров, но возможно и другое. В ноябре он получил известия об аресте его братьев Папулии и Ивана. С Папулией, согласно большинству источников, у него были сложные отношения. Иначе обстояло дело с Иваном. Его арест совпал с продолжением истории с Пятаковым и затем Бухариным, которые являлись на момент ареста подчиненными Серго Орджоникидзе. Осуждение Пятакова должно было сказаться на Орджоникидзе и в партийно-государственном отношении, и в личном. Понятно, что друг и соратник Серго Емельян Ярославский впоследствии это обстоятельство политизировал, но основания для таких выводов у него были: «Предательство Пятакова и других членов его банды, вредительские действия и двурушничество людей, обманувших доверие партии и правительства, сильно подорвали здоровье тов. Серго и ускорили смерть этого замечательного деятеля ленинско-сталинской эпохи»[1113]. Этому отчасти можно верить, так как Ярославский был хорошо осведомлен о состоянии здоровья Орджоникидзе, так как именно ему отправлялись врачебные отчеты о здоровье Серго.

Важным моментом было также то, что показания Пятакова отчасти бросали тень на Орджоникидзе, не заметившего в своем ведомстве подобного деятеля. Речь не шла о виновности Серго, но доверие к нему как руководителю ключевого госоргана, вероятно, было подорвано. Тем более что потом критике подвергся уже и Бухарин, который после того как покинул советский политический олимп, занял должность также в ведомстве Орджоникидзе. Не прекратившаяся подпольная деятельность Пятакова и Бухарина за его спиной стала ударом для Орджоникидзе, который считал, что они давно покинули ряды оппозиции. Но, возможно, что Орджоникидзе все же не был уверен в столь продолжительной вредительской деятельности своих бывших соратников. Очевидно, что у него были вопросы к членам Политбюро, тем более что в силу его длительного отсутствия во время осеннего отпуска он находился вне политических московских событий.

Многое решилось 7–8 декабря 1936 года. Приведем часть стенограммы очной ставки в ЦК ВКП(б) между Пятаковым и Бухариным от 7 декабря:

«ОРДЖОНИКИДЗЕ. С какого года вы начали работу?

ПЯТАКОВ. С возвращения из Берлина, с 1932 года.

ОРДЖОНИКИДЗЕ. Все эти годы вы были вредителем в Наркомтяжпроме?

ПЯТАКОВ. Очевидно да.

[…]

ПЯТАКОВ. Конкретно шел разговор о директивах Троцкого, переданных мне Седовым. Организационных вопросов с Бухариным мне не приходилось обсуждать.

ОРДЖОНИКИДЗЕ. Много вы насадили вредителей в промышленности?

ПЯТАКОВ. Список людей известен. Я их назвал на следствии.

[…]

БУХАРИН. …Пятакову я был непосредственно подчинен, работал в Наркомтяжпроме»[1114].

Характерно, что на следующий день после этого допроса был организован общесоюзный Наркомат оборонной промышленности во главе с М. Л. Рухимовичем, ранее заместителем наркома тяжелой промышленности Орджоникидзе по топливу