Тварь. Графские развалины - Виктор Павлович Точинов

В общем, поплыл. Я на берегу, шнур разматываю — другой конец к плоту привязан. Ну, догреб он до середины, да и бултыхнул баллон вместе с грузом привязанным. И обратно скорей. Череп гребет со всех сил, я тяну — и все равно кажется: медленно, не успеет. Щас, думаю, как грохнет — и закачается Черепуша кверху пузом рядом с рыбками... Так за него перебздел — уж лучше бы сам поплыл...

От мыслей этих потянул, видать слишком сильно. Шнурок мой — щелк! — и лопнул!

Присел я, взрыва ожидаючи, секунды в уме считаю... А Череп матерится, но веслом плюхает — а что ему еще делать?

И ничего, успел. Скоком на берег, вместе со мной за пригорок какой-то залег... Лежим, Большого Бабаха ждем. И — ничего. Тишина. Время капает, земля холодная — надоело, встали, подальше отошли, на бревнышко какое-то уселись... Ситуевину обкашливаем. Сами себя успокаиваем: не бутылка все-таки, корпус мощный, хрен его знает, как быстро под таким давлением газ выделяется — может, едва-едва... Решили ждать до упора. Пока не шандарахнет. Жаль трудов-то двухмесячных...

Сидим, ждем. О том, о сем шепотом разговариваем. У Черепа папиросы нашлись — покурили. А штука все никак взрываться не хочет. И чувствуем мы: не взорвется уже. Но сидим — на чистом упрямстве.

А вокруг ночь... Вроде и тихая, безветренная — а какие-то звуки все равно слышатся. Негромкие и непонятные... Порой типа как птица вдали кричать начинает — а вслушаешься: вроде и не птица вовсе... Сначала, пока мы с бомбой да плотом возились, не обращали внимания, — а теперь-то сидим, прислушиваемся, Большой Бабах ждем... И, знаешь, — неприятно как-то стало. Да и место не из лучших: в спину развалины пустыми окнами уставились, кладбище опять же рядом. И до Чертовой Плешки рукой подать — хотя про нее говорят, будто она то на одном, то на другом месте объявиться может...

В общем, разговор наш смолк сам собой, сидим, друг к дружке жмемся... Надо бы уходить домой по уму, но дело на принцип пошло. Ночь безлунная, одни звезды на небе — мы со скуки на них пялимся, падающие высматриваем — чтоб желание загадать, значит. У меня одно наготове было: Ленке Протасовой вдуть по полной программе. А какие еще желания на шестнадцатом году бывают? Тока такие... Но они, звезды в смысле, все не падают и не падают...

Позже, правда, какая-то сверзилась-таки сверху — но мне к тому времени уже не до Протасихи стало...

Потому как Череп на другом берегу пруда странную вещь углядел — и мне показал. Я сначала-то долго пялился, ничего не видел... Но затем рассмотрел все же. Вроде как стоит там машина, не то белая, не то светло-серая — едва на фоне деревьев видна. По контуру на “Ниву” похожая — но велика больно, с трактор размером примерно... Непонятная, в общем, штука.

А самое странное — шли мы вроде с той стороны, да ничего не заметили. Хотя, понятно, и проскочить в темноте могли...

Посидели мы, поспорили: что там оказаться может. Так ничего и не решили. Череп давай подначивать: пошли, мол, глянем, что там такое... Заодно разомнемся-согреемся. Он всегда шебутным пацаном был.

А мне в падлу хилять в обход, но одному в темноте тут торчать кайфу еще меньше. Ладно, пошли... Обошли пруд, потыкались туда-сюда — ничего похожего нету. Как испарилась машина. Уехать не могла, двигателя мы не слышали... А самое главное, сомнение берет: на то ли место мы вышли... Ни тележки нашей, ни плота не видать с этого берега...

Делать нечего — вернулись. Глядь: стоит машина все там же. Тут Череп завелся: что за чудеса такие? Решил в одиночку туда снова сходить. А я чтоб с этого берега ему наводку давал... И что ты думаешь — потащился.

Я сижу, в темноту пялюсь. Раз — огонек спички на том берегу вспыхнул. Кричу — тихонько, но над водой звук хорошо идет: левее, левее забирай! Погас огонек. Погодя другой появился. Я снова: еще чуть левее! Третья спичка — я командую: теперь назад, мимо прошел!

И всё... В смысле, ни огоньков, ни Черепа. Сижу, жду, — а его нет и нет... Кричу, зову, — тишина...

Разозлился я жутко. Вот, думаю, сучара — сыграл шуточку! А мне, значит, все добро домой переть в одиночку...

Но делать нечего, не до утра ж тут кантоваться. Навалил на телегу все хозяйство, пока до дому допер, восток зарозовел уже...

Ладно, думаю, сочтусь еще с гадом-Черепом...

На другой день он носа ко мне не кажет — боится, ясное дело. И на следующий тоже. А к вечеру мать его прибегает: Гошку моего не видели? Пропал Череп!

Ну, дела...

Когда? — интересуюсь.

Она отвечает: с позавчерашнего вечера сына не видела...

Я так и сел. Ничего себе шуточка... Но трепаться про наши ночные похождения не хочется. Отец мой всегда крут был — лупцевал бы за такие дела, пока рука не устанет.

И сказал я так осторожненько: мол, на ту ночь Черепок вроде как на рыбалку собирался, на пруд Торпедовский. В одиночку. Никто не удивился — знали, что он маньяк в этом деле...

Вот тебе, Тарзан, и вся история. Я то место, где “машина” нам приблазнилась, чуть не с лупой обшарил. Ни следочка — ни травы примятой, ничего... Потом водолазов вызывали, Черепа в пруду искали утонувшего, да не нашли... Я-то сразу знал, что не стоит и воду мутить — не тонут люди без плюха и булька — но язык за зубами держал крепенько. Сразу не сказал — как потом признаться?

И в других местах искали — всё без толку. В общем, решили, что Череп в бега ударился — ладил он с отчимом не особо.

А я только потом допер, что с ним вышло... Не машина там виднелась, понятное дело. ТА-РЕЛ-КА. Понял?! Летучая! Кто сказал, что они обязательно круглые да плоские... Мало ли на чем люди промеж звезд шандарахаются...

Так что гуляет небось нынче Черепок по Альфам-Центаврам, карасей инопланетных удит... А я вот тут, водку с тобой пью, да и та кончилась... Порой думаю: лучше б я пошел те спички зажигать, а он бы мне наводку давал... А то не жизнь, а... Ты ведь знаешь, Зинка, стерва