Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

ни на минуту не обеспокоился — тем лучше, теперь он покончит со всеми сразу! Уже 22 июня он выстроил свои войска, вызывая царя на бой, и появился перед солдатами на носилках. Но Петр продолжал деловито укреплять свой лагерь. Карл не Левенгаупт, торопиться не след. Продержав солдат несколько часов в бесплодном ожидании боя, Карл отдал приказ Рёншельду трубить отбой. В эту минуту к королю подвели двух посланцев — от генерала Крассова и Станислава Лещинского, которые привезли невеселую весть: польско-шведские войска стоят в Западной Польше, за тысячу миль от Полтавы, надежно блокированные русским корпусом генерала Гольца и польско-литовскими войсками гетмана Сенявского. Немного позже появились татарские мурзы и привезли от Девлет-Гирея уверения в дружбе и сожаления по поводу того, что султан не разрешил крымцам совершить набег на Украину для соединения со шведской армией. Генералы и министры накинулись на короля, убеждая его немедленно вступить с царем в переговоры о мире, но Карл прикрикнул на них. Сражение будет во что бы то ни стало. Если они и не одержат победы, то хотя бы сохранят свою честь.

В тот же день король бросил армию на очередной штурм Полтавы. Шведы остервенело лезли на валы, не считаясь с потерями. В одном месте им удалось овладеть участком укреплений, но Келин лично повел в бой подкрепления и выбил шведов за вал. В обороне приняло участие все мужское население Полтавы, а женщины подносили защитникам камни, ядра, кипяток и выносили раненых. Одного паникера полтавцы растерзали заживо. Этот штурм, стоивший шведам больше двух тысяч человек, закончился тем же, что и прежние, — вечером солдаты вернулись в лагерь, озлобленные неудачей и напрасной гибелью товарищей.

Последующие несколько дней прошли в мелких стычках. В русский лагерь прибыл гетман Скоропадский с казаками, но калмыки запаздывали. Тем временем, чтобы ограничить Карлу возможность маневра, царь велел перегородить узкое пространство между Будищенским и Яковецким лесами, которое отделяло русский лагерь от шведского, шестью редутами, возведенными на расстоянии ружейного выстрела один от другого; потом к этим шести редутам добавились еще четыре — под прямым углом к первым. Теперь, наступая (а горячий Карлус, конечно, будет наступать), шведская армия должна была неминуемо разорвать свой фронт.

***

В воскресенье 26 июня все было готово к сражению. Петр распределил войска между генералами: Данилычу поручил конницу, Шереметеву — пехоту. С самого утра царь ездил по дивизиям и подбадривал солдат.

В то же время Левенгаупт объезжал посты. На одном участке он увидел, как небольшой шведский отряд вступил в перестрелку с казаками. Шведы дали залп, и Левенгаупт не поверил своим глазам: пули вылетели из мушкетов на каких-нибудь двадцать шагов. Порох отсырел! Левенгаупт поспешил доложить о своем открытии королю, но Карл раздраженно прервал его. Пускай генерал оставит свои наблюдения при себе. Он, Карл, уже решил, что баталия состоится завтра, и ничто не изменит его решения.

После полудня король собрал у своей постели на военный совет Рёншельда, Пипера и полковника гвардейского Далекарлийского полка фон Сигрота. Спросил их мнение об обстановке. Ответы были самыми мрачными. Сигрот и Рёншельд говорили о нехватке в армии ядер, патронов и пороха, о том, что последние два дня солдаты не получают хлеба, лошадей приходится кормить листьями. Карл выслушал их, улыбаясь. Нет нужды заботиться о продовольствии для солдат — в московском обозе найдется все необходимое. Что касается господ генералов, то завтра они будут обедать в шатрах московского царя.

План сражения очень прост. Пехота на рассвете пробивается сквозь редуты и выходит на равнину перед лагерем московитов; кавалерия в это время отгоняет неприятельскую конницу. Московитам остается или принять сражение, или подохнуть в своем лагере от голода. Если царь решится на битву, храбрые шведы сбросят его в Ворсклу. В генеральной баталии примет участие восемь тысяч пехотинцев и одиннадцать тысяч кавалеристов. Этого вполне достаточно. Три тысячи человек будут удерживать полтавский гарнизон от вылазок, шесть тысяч драгун останутся в лагере сторожить обоз не столько от московитов — их поражение предрешено, — сколько от запорожцев и казаков Мазепы. Пушки не брать — ну разве что штуки четыре, — их перевозка только замедлит движение армии, да и времени не будет выкатывать их на позиции. Стремительность и напор — вот чего ждет король от своих верных шведов. До его сведения дошло, что некоторые весьма озабочены отсыревшим порохом. Пустое. Все решит сталь клинков и багинетов. К сожалению, сам он не сможет на этот раз предводительствовать своими храбрыми солдатами, поэтому поручает возглавить армию фельдмаршалу Рёншельду. Пехоту поведет Левенгаупт, кавалерию — Крейц. Все. У господ генералов еще уйма времени, чтобы сделать соответствующие распоряжения.

Рёншельд покинул королевскую палатку сильно не в духе. В отличие от Карла, он и в более лучшие времена не находил улыбки для своих подчиненных, а теперь фельдмаршал и вовсе смотрел мрачным угрюмцем. Девятилетняя походная жизнь, плохое питание, недосыпание, постоянное напряжение и мучительная незаживающая рана, полученная им под Веприком, сделали свое дело — он стал издерган и раздражителен. Но пуще всех трудностей и лишений войны его выводили из себя два человека — Пипер и Левенгаупт. Пипер, этот штатский толстяк, раздражал Рёншельда тем, что постоянно совал нос в дела армии. Что касается Левенгаупта, то фельдмаршал просто не мог выносить его. Этот несговорчивый и мнительный господин имеет обыкновение выслушивать приказы Рёншельда с таким высокомерным и презрительным видом, будто дает понять, что только верность королю заставляет его терпеть такого болвана, как уважаемый господин фельдмаршал. Черт возьми! Этого задаваку следует поставить на место.

Еще не дойдя до своей палатки, Рёншельд решил не посвящать Левенгаупта в план генерального сражения.

***

Ближе к вечеру шведская армия начала строиться в походный порядок. Пехота Левенгаупта была сформирована в четыре колонны под началом генерал-майоров Спарре, Штакельберга, Рооса и Лагеркроны. Последняя колонна состояла из одних гвардейцев, к ней присоединился и Карл — король полулежал на специально сооруженных для него носилках, которые везла пара белых лошадей, запряженных цугом. Носилки окружали телохранители — пятнадцать гвардейцев в синих плащах с желтыми обшлагами и подкладкой и двадцать четыре драбанта в голубых плащах, расшитых золотом. Немного позади ехали адъютанты, иностранные послы и военные наблюдатели — пруссак Зильтман, поляк Урбанович и англичанин Джеффри, а следом за ними весь придворный штат. На чистокровном турецком жеребце примчался Мазепа в роскошных гетманских доспехах, но Карл, похвалив «доброго старика» за храбрость, отправил его назад, в обоз.

Шесть колонн кавалерии были посланы на позиции еще раньше.

За час до полуночи стемнело,