Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер

регионов, начавшая кампанию с упором на экономические лозунги, почувствовала, что теряет темп, она тут же вернулась к испытанному оружию – темам русского языка, членства страны в НАТО и противостояния с западом Украины. «Оранжевые» же партии эксплуатировали тему российской угрозы с самого начала. Тем самым идентификационный раскол с каждой новой избирательной кампанией углубляется. Политические лидеры боятся отступить от привычных позиций, потому что отказ от использования оппозиции «Восток – Запад» не сулит немедленных дивидендов с точки зрения увеличения электоральной поддержки в «чужих» регионах и грозит потерей части «своих» голосов.

Выход из этого порочного круга возможен лишь в том случае, если одна из ведущих «оранжевых» сил (ждать этого можно скорее от В. Ющенко, чем от Ю. Тимошенко) пойдет на стратегическую, устойчивую коалицию с Партией регионов. Если этого не произойдет, то для преодоления тенденции к углублению конфликта двух украинских идентичностей потребуется смена поколения политических лидеров.

Государство и нация в Украине после 2004 г.: анализ и попытка прогноза

«Оранжевая революция» 2004 г. спровоцировала появление массы довольно поверхностных книг и статей о политическом развитии Украины как оптимистического, так и алармистского толка. Среди публикаций 2005 г. трезвым подходом и теоретической основательностью выделяются две работы, написанные известными политологами – Домиником Арелем и Альфредом Степаном[1102]. Обоих можно охарактеризовать как сторонников «оранжевой революции», не склонных идеализировать ее природу и лидеров. Арель давно специализируется в области украинской проблематики, Степан Украиной прежде специально не занимался, но является признанным специалистом по анализу авторитарных режимов и различных моделей их демократизации. Статья Ареля публиковалась на русском языке, поэтому мы ограничимся лишь отсылками к ее основным тезисам и подробнее остановимся на аргументации Степана, которая представляет интерес не только применительно к украинскому случаю. В заключительной части статьи мы проанализируем, насколько обоснованными выглядят выводы и прогнозы Степана в свете событий, происходивших в Украине с момента публикации его исследования.

Для анализа политической ситуации в Украине Степан прибегает к противопоставлению двух идеалтипических моделей. Одна из них нам хорошо знакома – «нация-государство». Альтернативную модель «государство-нация» Степан разрабатывал в последние годы на материале Испании, Бельгии и Индии со своим многолетним соавтором Хуаном Линцем и новым сотрудником, политологом из Индии Йогендрой Ядавом[1103].

Целью политики в духе модели нации-государства является утверждение единой, мощной идентичности сообщества как членов нации и граждан государства. Для достижения этой цели государство проводит гомогенизирующую ассимиляторскую политику в области образования, культуры и языка. В сфере электоральной политики автономистские партии не рассматриваются как партнеры по коалиции, а сепаратистские партии либо объявляются вне закона, либо маргинализуются. Примеры модели – Франция, Швеция, Япония, Португалия. Такая политика облегчается, если в государстве в качестве культурной общности с политическим представительством мобилизована лишь одна группа, которая видит себя единственной нацией в государстве.

Если в государстве есть две или более таких мобилизованных групп, как в Испании после смерти Франко, в Канаде при создании федерации в 1867 г., в Бельгии к середине XX в. или в Индии при получении независимости, демократические лидеры должны выбирать между исключением таких националистических культур или их обустройством в государстве. Все перечисленные государства в конечном счете выбрали модель, которую точнее описать не как нацию-государство, но как государство-нацию. Они решили признать более чем одну культурную, даже национальную идентичность, и оказать им институциональную поддержку. Они стремились сформировать множественные, взаимодополняющие идентичности в рамках одного государства. Для этого они создавали асимметричные федерации, внедряли практики консоциативной демократии, допускали более чем один государственный язык, позволяли автономистским партиям сформировать правительство в некоторых регионах и, порой, войти в коалицию, формирующую правительство в центре. Задача такой модели – создать у разных наций государства лояльность по отношению к нему на институциональной и политической основе, хотя полития не совпадает с различающимися культурными демосами.

Недавно обретшие независимость страны могут выбрать настойчивую и энергичную, но мирную и демократическую стратегию построения нации-государства, если полис и культурный демос почти совпадают, политическая элита объединена в принятии такой политики и международная ситуация хотя бы не является враждебной осуществлению такой стратегии. Ситуация Украины в момент получения независимости не соответствовала ни одному из этих условий (р. 282).

При описании культурной и политической ситуации в Украине Степан во многом опирается на анализ Ареля, который показал, как и почему Восток и Юг Украины в культурном и языковом отношении существенно отличаются от Запада страны[1104]. Арель подчеркивает, что важно не только языковое различие как таковое (преобладание русского языка на Востоке и Юге), но культурные особенности, структура исторической памяти и идентичности. На западе страны Россия и русские выступают в роли конституирующего «Иного» как однозначно чужие, во многом враждебные. На востоке и юге преобладает восприятие русской культуры как своей, сходны с Россией и многие элементы исторической памяти, прежде всего представления о «наших» и «чужих» в ходе Второй мировой войны. Оба кластера регионов имеют представляющие их политические силы. В целом, что неудивительно, Арель, как специалист по Украине, точнее описывает культурные и идентификационные региональные различия в Украине, чем Степан, который в этой части опирается на чужие, не всегда вполне убедительные исследования. Но отдельные ошибки и неточности, которые мы можем встретить в статье Степана, принципиальной роли не играют и не обесценивают ни ту аналитическую модель, которую он предлагает, ни то, как Степан применяет ее для анализа украинского случая.

Степан подчеркивает принципиальное геополитическое отличие ситуации Украины по сравнению с теми странами, которые он и его соавторы рассматривали ранее в рамках модели «государства-нации», т. е. Индии, Бельгии, Канады и Испании. Суть его в том, что ни одна из этих стран не имела соседа, который представлял бы реальную ирредентистскую угрозу, в то время как у Украины такая потенциальная угроза со стороны России есть (р. 287). Отметим точность этой оценки – Степан говорит в 2005 г. о потенциальной ирредентистской угрозе, признавая, что на тот момент ирредентистская тема сколько-нибудь серьезно не разыгрывалась как со стороны России, так и со стороны русских в Украине[1105].

Сравнивая модель нации-государства с моделью государства-нации, Степан строит следующий ряд оппозиций: приверженность одной «культурной цивилизационной традиции» против приверженности более чем одной такой традиции, но с условием, что приверженность разным традициям не блокирует возможности идентификации с общим государством; ассимиляторская культурная политика против признания и поддержки более чем одной культурной идентичности; унитарное государство или мононациональная федерация против федеративной системы, часто асимметричной, отражающей культурную разнородность (р. 283). В других работах Степан также отмечает, что для модели нации-государства более характерна президентская, а для государства-нации