Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер

На той территории, которую контролируют Советы, утверждается именно украинская идентичность, потому что малорусская и общерусская идентичности при большевиках были уже вне закона. А по другую сторону границы формируется существенно другой тип украинской идентичности в условиях польского государства. Вспомните, как Химка рассказывал эту историю: у него акцент был на то, что демократические традиции Австро-Венгрии были ключевым моментом в формировании центральноевропейской идентичности. Это совершенно справедливо для периода до Первой мировой войны. Но тогда совершенно непонятно, откуда взялся Бандера. Именно межвоенное время с очень острым украинско-польским конфликтом и было периодом, когда формируется западноукраинская идентичность. Она характерна не только для Галичины, но и для Волыни, которая никогда частью Габсбургской империи не была, а досталась Польше от России в 1920 г. Важным различием этих двух украинских идентичностей был набор «образов врага». Всякая групповая идентичность формируется через систему оппозиций «мы – они». В этом смысле в межвоенной Польше ключевой враг это «жидо-коммуна». Второй главный враг – это, конечно, русские. Про этих двух врагов говорили в школе. А в повседневной жизни врагами для украинских националистов были еще поляки. И в этих условиях формировался такой очень закрытый, этнически эксклюзивный тип идентичности. В этой атмосфере возникали те подпольные организации, в которых молодые люди были готовы убивать за национальное дело и готовы были умирать за национальное дело. В межвоенный период мишенями террора этих подпольных организаций были польские чиновники, но более всего жертвами были украинцы, те украинцы, которые пытались с поляками договориться и наладить мирное сосуществование. Теперь если вы посмотрите на советскую Украину, то в школе не учили, что русские – это враги, говорили про интернационализм. С антисемитизмом боролись. Врагом были белополяки, мировой капитал и его агенты внутри страны. Формировавшаяся в этих условиях идентичность была, что называется, пористой по краям. Заметно больше было смешанных браков, довольно легкими были переходы из одного состояния в другое. Вот такой известный персонаж Леонид Ильич Брежнев начинает свою карьеру в Днепропетровске как украинец по паспорту, а позднее становится русским. И это на самом деле довольно характерная черта для, скажем, первых десяти лет уже независимой Украины. Потому что, если вы помните по последней советской переписи населения на Украине жили 12 млн русских, а по переписи 2001 г. их осталось восемь. А никакого массового переселения в Россию мы не наблюдали. Очевидно, что значительная часть людей просто поменяла официальную идентификацию.

Ну вот мы и подошли к современности. В 2005 г. Альфред Степан, очень известный американский политолог, он долго был ректором одного из колледжей Оксфорда, написал статью об Украине. Очень любопытный факт, что обычно, если кто-нибудь что-нибудь про Украину напишет из серьезных западных людей, это сразу переводится, как-то обсуждается, но эта статья вообще не получила никакого отклика на Украине. Сейчас я вам ее перескажу кратенько, и вы поймете, почему не обсуждается. Степан для анализа ситуации в Украине в 2005 г. использует оппозицию двух моделей – нации-государства, которая нам всем хорошо знакома, и модели государства-нации, которые он разрабатывал на примере Бельгии, Канады, Индии. Речь там идет том, что новые государства, которые получают независимость, могут строить нацию-государство, то есть стремиться к тому, чтобы была одна доминирующая национальная группа с какими-то меньшинствами по краям, в том случае, если есть лишь одна сильная консолидированная и политически мобилизованная группа, которая считает себя нацией-хозяйкой в этом государстве. А в том случае, если таких групп больше, то попытка им навязать эту модель нации-государства может привести к очень тяжелым конфликтам. Совершенно очевидно, что на Украине есть больше одной такой мобилизованной группы с мощной идентичностью, которые, если вам угодно, можно называть нациями, но можно и не называть. Это восточноукраинская и западноукраинская идентичности. У этих групп разные историческая память, разные наборы ценностей, разный язык, разное политическое представительство. Вы все это знаете как регионально локализованные политические силы на Украине. Модель государства-нации предполагает признание этого многообразия, приспособление государственных институтов для того, чтобы не пытаться добиться единой национальной идентичности, где признается существование различных групп, что не препятствует их лояльности общему государству. Но в условиях, когда рядом Россия с ее возможным ирредентизмом, решиться на такую политику трудно.

Поэтому рецепт Степана таков: мы вроде как стремимся к национальному государству, но по принципу «поспешай медленно». Делаем это, не нарушая какого-то баланса и не создавая ощущения острого дискомфорта для группы, которую можно назвать восточноукраинской. Восточные украинцы, в принципе, были готовы терпеть определенную степень дискомфорта, полагая что «хорошо бы наши дети переключились на украинский язык» и так далее, а мы уж так доживем. Вернемся к статье Степана 2005 г. Степану очень нравится оранжевая революция 2004 г., и он надеется на то, что Ющенко сможет как-то дальше развивать эту политику медленной национализации. Что же получилось? С 2007 г. Ющенко этот хрупкий баланс нарушил и своей политикой в области исторической памяти, и своей языковой политикой, в том числе в системе просвещения. Он не только не попробовал построить мосты между региональными элитами, но посмотрите на все эти правительства Еханурова и Тимошенко, потом правительство партии регионов. Ни в одном из этих правительств не было сочетания людей, представляющих и Восток, и Запад. Таким образом люди, которые полагали, что на их жизнь вот такой тихонькой ползучей украинизации хватит в том смысле, что они свое нормально доживут, разочаровались в этих надеждах. В современном украинском политическом дискурсе тема федерации абсолютно нелегитимна. Политики с обеих сторон не готовы признавать оппонентов как группу со своими правами. О восточноукраинцах западенцы говорят, что у них постсоветская идентичность. Это такая подсказка, что вот люди такие травмированные, недоделанные, они как бы постсоветские, «совки», надо с ними поработать, они объекты социальной инженерии. Мы сейчас из них сделаем правильных людей. Что такое Западная Украина в таком радикальном восточноукраинском взгляде? Это какие-то рагули, нацики, бандеровцы. То есть дискурс вот этот отталкивающий, дискурс отторжения, он очень резкий с обеих сторон, и обе стороны подозревают друг друга в намерениях разрушить перспективу хорошей жизни. Потому что дискурс Западной Украины, если приходит Янукович, состоит в том, что украинство в опасности, а ощущение Восточной Украины после 2007 г. – что нам не дадут дожить спокойно.

А я к этой картинке добавлю еще одну группу, которую Степан не заметил. Дело в том, что как правило, в украинских рассуждениях на эту тему используется понятие «русскоязычные», и это, с моей точки зрения, заблуждение. Это очень хорошо показал центр Разумкова, который в 2005 г. проводил исследование. У них получилось, что на самом деле на Украине три группы,