Россия: страна, которая хочет быть другой. Двадцать пять лет – взгляд изнутри - Хайс Кесслер

города с одной центральной котельной. Теоретически это надежная система, но советская экономика особо не считалась с соображениями затратности и не особенно принимала в расчет такие соображения, как изоляция труб и потеря тепла. После того как в девяностых годах энергопредприятия перешли к рыночному ценообразованию, стоимость отопления резко выросла. Дело осложнялось и тем, что многие теплоэлектростанции и котельные принадлежали заводам и предприятиям, потерявшим жизнеспособность в новых экономических условиях.

Инфраструктура страны четко отражала приоритеты и установки советского экономического строя. Промышленные объекты возводились там, где требовали интересы плановой экономики, что далеко не всегда означало, что в рыночных условиях эти объекты обеспечивали бы рентабельность производства. Цены в Советском Союзе устанавливались в административном порядке и поэтому могли вовсе не отражать реальных затрат. Транспортные расходы, например, практически не играли роли в ценообразовании, что делало возможным и приемлемым добывать уголь в труднодоступных районах Заполярья или производить клей, предназначенный для всего Советского Союза, на одном-единственном заводе в Армении.

Главное, что эти товары производились, ведь в экономическом отношении Советский Союз развивался как максимально автаркическая страна, вышедшая из мировой экономики и взаимодействующая с ней, лишь когда не оставалось иного выхода. По стратегическим соображениям, предпочтение всегда отдавалось производству собственными силами, как бы сложно или дорого это ни было. Это позволяло избежать зависимости от других, позволяло экономить дефицитную валюту для импорта того, что советская экономика была не в состоянии произвести. Например, важные технологии, которыми СССР не располагал, сырье, которое здесь не добывалось, растительные культуры, не желавшие расти в местном климате.

Вокруг заводов в удаленных и труднодоступных местах возводились целые города, всецело зависящие от этих заводов, потому что, кроме как на них, работы не было. И важно, что вся социальная инфраструктура такого города – от яслей до больниц – принадлежала этим заводам. Во многом это была прагматичная конструкция – государственные заводы финансировались непосредственно из Москвы и в эти деньги сразу включалось и покрытие социальных нужд. Предприятия, в свою очередь, развивали свою социальную сферу, увеличивая тем самым привлекательность работы на своем производстве.

Начавшаяся в 1990-х годах дезинтеграция советской экономики приводила порой к тому, что целые города оказывались в полной зависимости от единственного завода, потерявшего в новых условиях жизнеспособность. Такие города, если для них невозможно было найти альтернативную экономическую базу, были обречены на исчезновение. Только процесс «умирания» обычно затягивался, так как жители не могли переехать: их единственным капиталом была квартира, которую в таком городе некому продать.

Семья

Быстрая урбанизация России и глубокие социально-экономические сдвиги, связанные с модернизацией страны в советские годы, не могли не повлиять на демографическое поведение в сфере образования семьи, заключения брака и рождаемости[20]. Но это требовало времени. Базовые структурные элементы общества – такие, как состав и структура семьи, брачные модели – как правило, не подвержены быстрым изменениям. Это объясняется тем, что они относятся к области культурных моделей, норм и ценностей, а их адаптация к изменяющимся социальным, экономическим или демографическим условиям протекает медленно. Поэтому контуры типичной советской семьи начали принимать отчетливые очертания только во второй половине XX века: небольшие, часто неполные семьи, как правило, включающие три поколения.

К такому результату привело сочетание ряда факторов. Традиционная русская крестьянская семья всегда была многодетной – браки заключались в молодом возрасте, в них рождалось много детей, а заключившие брак дети, как правило, оставались частью родительской семьи. Такая модель семейного строительства существовала и по-прежнему существует во многих частях мира. В России эта модель была тесно связана с системой землепользования, в которой размер земельного участка, обрабатываемого семьей, назначался сельской общиной в зависимости от количества «ртов» в семье. Коллективизация сельского хозяйства разрушила основу этой традиционной крестьянской семьи, и, когда началась урбанизация 1930-х годов, семейная модель начала приобретать черты, типичные для общества, охваченного оттоком сельского населения в города. Это в первую очередь увеличение брачного возраста: женщины в городе выбирают работу или учебу и откладывают создание семьи.

Советский Союз в этом отношении не стал исключением, даже наоборот. Уже в 1920-х годах по идеологическим соображениям активно стимулировалась трудовая занятость женщин. С индустриализацией 1930-х годов к этому идеологическому компоненту добавилось еще и утилитарное соображение. Безумные темпы индустриализации в течение нескольких лет привели к нехватке рабочей силы, что оставалось постоянной проблемой советской экономики. Все рабочие руки были востребованы, включая, конечно же, женские. Рост женской занятости весьма закономерно привел к отложенному формированию семьи и увеличению среднего возраста вступления в брак. Этому способствовали и стесненные жилищные условия в начальный период индустриализации, когда большинство людей селили во временных и переполненных бараках без какой-либо возможности для уединения. Результатом стало заметное снижение рождаемости[21].

Но с течением времени появляется обратная тенденция. С конца 1950-х годов средний возраст вступления в брак начинает снижаться, и это продолжается в течение всего советского периода. Если в конце 1950-х годов женщины выходили замуж в среднем в возрасте двадцати пяти лет, а мужчины в возрасте двадцати семи лет, то к концу советского периода возраст заключения брака снизился до двадцати лет для женщин и двадцати четырех для мужчин. Однако с учетом постоянного роста городского населения в те послевоенные годы следовало бы ожидать противоположного результата. Как это можно объяснить?

Роль играли два фактора. Первый – это более высокий уровень смертности среди мужчин, чем среди женщин. Эта тенденция проявилась в ходе Первой мировой и Гражданской войн, сохранилась во время политических репрессий 1930-х годов и приобрела беспрецедентные масштабы во время Великой Отечественной войны. Даже после войны высокая мужская смертность оставалась постоянной демографической характеристикой Советского Союза. Это явление, экстраординарное в мирное время, в основном обусловлено колоссальным потреблением алкоголя в СССР, львиная доля которого приходилась на мужчин. Именно поэтому мужчины гораздо чаще погибали в дорожно-транспортных происшествиях, несчастных случаях на работе и от заболеваний, непосредственно связанных с пьянством.

В результате возникла хроническая «нехватка мужчин». В 1959 году, спустя пятнадцать лет после кровопролитной войны, число женщин в Советском Союзе все еще превышало число мужчин почти на 21 миллион. И хотя эта разница в последующие годы стала сокращаться, в 1989 году демографический дисбаланс по-прежнему существовал: в стране насчитывалось 135 миллионов мужчин на 151 миллион женщин. Упрощенно говоря, это проявлялось в хронической нехватке мужчин на брачном рынке, и в результате этой неумолимой закономерности чисел часть женщин оставались одинокими. Чтобы создать семью, женщинам приходилось торопиться, стараться выскочить замуж пораньше, пока еще есть какой-то выбор и пока алкоголь не завершил своей разрушительной работы в