16 лет возвращения - Израэль Рахлин

Нам удалось найти маленький домик. В нем раньше держали корову, потом поставили печку с трубой и переделали под жилье. Домик стоял во дворе, рядом с бревенчатым домом некого товарища Краснова. Это добротное строение казалось нам красивым и просторным, почти дворцом.

Площадь домика — примерно около восемнадцати метров, и для пяти человек это немного, но мы опять счастливы: живем отдельно и, стало быть, жилищные условия почти приблизились к шикарным.

Шнеура из больницы еще не выписали, а поскольку за ним требовался уход, то врач разрешила мне остаться с ним. Иногда я приходила домой помочь бабушке по хозяйству, поскольку она со сломанной рукой не все могла сделать. Израэль до позднего вечера работал и после долгой дороги из школы приходил совершенно измученным.

Приближалась пасха. Мы надеялись, что вся семья будет в сборе, и вместе отпразднуем этот большой праздник. Но этого не случилось. Шнеура из больницы не выписали, он пробыл там дольше, чем мы ожидали.

Вместе с нашими друзьями мы испекли мацу — традиционный пасхальный хлеб, приготовили фаршированную рыбу, мясо и суп. Это был настоящий пасхальный обед. Так мы ели нечасто.

Вечером я снова пошла в больницу, чтобы ночью дежурить у Шнеура.

Через несколько дней, утром в больницу неожиданно пришел Израэль и попросил, чтобы я вернулась домой, так как бабушка тяжело заболела. Мы быстро пошли домой, и как только я увидела бабушку, поняла, что ей очень плохо. Она жаловалась на сильные боли в животе, у нее посинели ноги. Я побежала за неотложкой. Когда, наконец, машина приехала, бабушка самостоятельно оделась и без посторонней помощи села в нее. Израэль поехал вместе с ней в больницу, где врачи после осмотра, поставили диагноз — заворот кишок. Операцию делать поздно.

Израэль хотел остаться с бабушкой, но она сказала ему, что не хочет, чтобы из-за нее он не пошел на занятия. В конце концов сейчас он ей ничем не сможет помочь. Таким было ее последнее желание.

Через несколько часов я пришла навестить ее. Камне вышла медсестра. Она сказала мне, что бабушка умерла.

По еврейскому обычаю, ее похоронили на следующий день на еврейском кладбище в Якутске. В последний путь ее провожала маленькая группа наших друзей и знакомых. Гроб с телом поставили на сани, запряженные лошадью, и процессия двинулась в путь через город, за стадион, где за деревянным забором находилось еврейское кладбище. После короткой церемонии прощания, когда читались еврейские молитвы, гроб, сколоченный из неотесанных досок, опустили в мерзлую землю.

Еврейское кладбище было довольно старое. Первые захоронения появились еще при царском режиме, когда евреев ссылали в Якутск по политическим мотивам, за то, что они выступали против системы. Многие из них мечтали построить социалистическое государство, что стало реальностью после 1917 года. Вряд ли они могли тогда подумать, что в Советском государстве людей будут преследовать за политические убеждения. Бабушкина могила на еврейском кладбище — одна из многих, ставших памятниками невиновным людям, которые заплатили своими жизнями за сталинские преследования воображаемых врагов.

Через неделю после бабушкиных похорон Шнеура наконец выписали из больницы. И первое, о чем он спросил, когда вернулся, почему бабушка еще не пришла домой. Он знал, что ее увезли в больницу, но мы не осмелились сказать ему правду, поскольку он еще был очень слаб после долгой и тяжелой болезни. Сначала мы отвлекали его внимание, и он занимался исследованием нашего нового дома и окрестностей. Но через несколько дней он почувствовал, что что-то не так, и опять стал спрашивать, почему мы не идем к бабушке в больницу. Наконец, мы сели и, стараясь говорить как можно более спокойно, рассказали ему, что случилось, пока он лежал в больнице.

Смерть бабушки стала большим горем для нас, и в семье сразу многое изменилось. Мы любили ее и были очень привязаны к ней. Во всех переворотах нашей жизни она проявила себя мудрым и благородным человеком и своей скромностью и самоотречением сделала все, что могла, чтобы помочь нам в наших страданиях. И хотя она привыкла к совершенно другой жизни, приняла страшный поворот в своей судьбе с большим достоинством и показала нам пример, как можно приспособиться к самым, казалось, невозможным условиям жизни. Мы всегда были очень привязаны друг к другу, но жизнь в Сибири еще больше сблизила нас. Мои отношения с бабушкой совершенно не походили на отношения свекрови и невестки. Судьба и страдания наши были общими, и мы обе старались, чтобы наша семья, и особенно дети, видели как можно меньше лишений. Было трудно смириться с мыслью, что бабушки больше нет, и я с трудом представляла, как мы будем жить без ее поддержки и советов. Ей было шестьдесят два года.

Где-то в середине мая появились первые признаки весны, и сообщения с фронтов стали ободряющими. Советская Армия наступала. У нас появилась надежда, что с окончанием войны наша депортация закончится, нам разрешат уехать из Якутска в какое-нибудь другое место в Советском Союзе, где климат лучше и условия жизни более цивилизованные.

Наше финансовое положение оставляло желать лучшего. Несмотря на то, что работу учителя хорошо оплачивали, денег не хватало. Хотя мы жили очень скромно, приходилось считать каждый рубль. Деньги уходили на продукты и дрова, которые стоили очень дорого, но покупать их меньше при таком суровом климате мы не могли.

На зарплату Израэля мы жили десять-двенадцать дней, а потом снова продавали вещи.

В Якутске среди депортированных было около тысячи польских евреев. В 1944 году, по мере освобождения территории Польши, им разрешали вернуться домой из Сибири, где они достаточно быстро адаптировались и за несколько лет смогли «сэкономить» значительные суммы денег. Я не знаю, как им это удавалось, но подозреваю, что делалось это не всегда легальным путем. Теперь, перед возвращением на родину многие из них стремились потратить деньги на различные ценности, поскольку рубли в Польше не стоили ничего.

Мы поняли, что пришло время расстаться с ценным кольцом, которое нам удалось сохранить, несмотря на многочисленные обыски, которым мы подвергались. Это было бриллиантовое кольцо, с большим — 2,75 карата — камнем очень высокого качества. У кольца была своя история.

Эту семейную реликвию мне подарили в день рождения Шнеура. После советской оккупации Литвы я решила спрятать это кольцо, хотя в то время у меня и мысли