Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

не должно быть сильного неравенства. Если неравенство слишком велико, классы перестают разделять общую судьбу, а значит, и общие интересы. В древней истории полно примеров, как самые богатые становились объектом зависти и обиды у простых людей благодаря тому, что избавлялись от издержек гражданства и утверждали свою частную жизнь в ущерб публичной ответственности. С точки зрения Макиавелли, коррупция порождается прежде всего неравенством и вытекающими из него обидами или страхами. Любопытное следствие большого богатства – то, как часто богатые испытывают ужас перед завистью и ресентиментом бедного большинства, отчего социальное разделение и нестабильность только усиливаются. Если бедные боятся богатой знати из-за того, что она может отделиться и приобрести над ними власть, то знать страшится, что зависть бедняков, в свою очередь, превратится в угрозу для нее и ее богатства, имущества и привилегий. Это классовое напряжение всегда присутствовало в структуре Римской республики и макиавеллиевской Флоренции, периодически выплескиваясь в классовое насилие. Сложные уроки «Рассуждений о первой декаде Тита Ливия» и «Истории Флоренции» служат постоянным напоминанием о том, как близко к поверхности в республиканской политике находятся насилие и ресентимент, который его подпитывает. Но самый интересный и сложный вопрос связан не с тем, что взрыв классового насилия ведет к крушению республики, хотя он и является временным нарушением социального равновесия. Напротив, взрыв классового насилия у Макиавелли часто описывается как необходимый элемент поддержания стабильности республиканского порядка, бросающий вызов росту неравенства и возникающим из него господству и несвободе некоторых классов.

Расходясь с некоторыми идеалистическими взглядами на республиканизм, которые нейтрализуют конфликт в делиберативных практиках республиканского правления, Макиавелли не рассматривает делиберацию как эпистемический процесс, нацеленный на достижение общего блага, как его зачастую представляют в современных делиберативных демократиях [Goodin, Spiekermann, 2018]. Макиавелли не интересуют поиски истины или конституирование общего блага через обмен информацией и делиберацию. Его модель делиберации – форма конфликта и спора, только такого, который не прибегает к насилию. При этом дебаты могут приносить пользу при обсуждении внешней политики и доводов в пользу вой-ны (в этом он, несомненно, расходится с Фукидидом) или других политических вопросов. Однако во всех его сочинениях зеркальным отражением делиберативного характера республиканской политики и борьбы слов и идей является угроза и реальность насилия как средства защиты республики и восстановления равновесия. Как и в случае основывающего насилия в «Государе» и «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия», скрытая угроза насилия в республике – неизменная черта политики. Это не просто проблема, которая должна или может быть преодолена республиканской или делиберативной политикой. Это неотъемлемая часть политической жизни, потому что разрушительное насилие – в высшей степени разумный ответ на циклическую проблему господства и коррупции, с которой неизбежно сталкиваются все республиканские режимы.

Война и государственный интерес

Единственной крупной работой о политике, опубликованной при жизни Макиавелли, было сочинение, самым непосредственным образом относящееся к тому, что мы сегодня называем международными отношениями и политической теорией. Хотя Клаузевиц высоко отзывался об этой работе, «О военном искусстве» (1519–1520) – на удивление мирное произведение от автора, который, казалось бы, крайне преуспел в обсуждении вопросов о насилии, силе и власти. Книга демонстрирует практический интерес Макиавелли к организации войска и его успешному применению, особенно учитывая, что во время осады Пизы он руководил обороной города. Это гораздо менее радикальная работа, чем его политические сочинения, в ней пересказываются многие вещи из средневековых руководств по военной стратегии. Также в ней есть пространные рассуждения о рангах, порядке, организации и развертывании пехоты и обсуждение ее относительных преимуществ перед кавалерией. Здесь же обнаруживается также несколько обсуждений роли артиллерии, но Макиавелли не слишком высоко оценивает то, чему суждено стать одним из важнейших нововведений в военной науке, а именно применение пушек и развитие ручного огнестрельного оружия. Это оружие в то время уже начинало применяться, соответствующая технология стремительно развивалась при его жизни, и ей предстоит сыграть важную роль в первых войнах Реформации три десятилетия спустя.

Центральное место в этом произведении отводится разным способам организации линии пехоты в бою, позволяющим ей отбить атаку, прорвать оборону или отреагировать на изменение обстоятельств и вооружений, то есть подстроиться под fortuna. В контексте боя важны также сигналы и идентификационные команды, подаваемые войскам, например, при помощи флагов и других сигнальных систем. Все эти вопросы усложнились с последующим развитием технологии, но все равно остались важными для военной науки, известной Клаузевицу или военным тактикам XX в. В книге мало говорится о стратегии, и, соответственно, в ней мало что можно найти о роли войны в международных делах. В «Государе» война дает возможность снискать почести и virtu, а потому прославляется едва ли не как обязанность государя. С точки зрения республиканизма «Рассуждений о первой декаде Тита Ливия», война – либо инструмент, полезный для защиты и объединения республики, либо угроза, создаваемая чрезмерно амбициозной знатью. Тогда как в работе «О военном искусстве» война рассматривается как относительно короткие серии столкновений, в которых испытывается власть государя или решимость города. В военном мышлении Макиавелли преобладает модель дуэли; все остальное изложение посвящено тому, как быстрее и эффективнее использовать военную силу в политических целях. Война не выше этой цели, как мы видели на примере республиканской озабоченности тем, как сделать войну задачей граждан и тем самым помешать бессмысленно использовать ее для стяжания личной славы. Макиавелли точно знает, на кого ложится бремя войны – на солдат и потенциальных жертв.

Единственный элемент работы «О военном искусстве», повторяющийся и в «Государе», и в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия», – это обсуждение опасности регулярных армий и сравнительных преимуществ гражданского ополчения перед наемниками. С точки зрения Макиавелли, и в Древнем Риме, и во Франции его времени регулярные армии постоянно побуждают к войне и нестабильности, потому что, кроме войны, им нечем заняться и они ищут выгоду, грабя народ. Для солдат регулярной армии и для наемников война – обыденное ремесло. Гражданское ополчение, в свою очередь, не столь охотно ввязывается в бой и само несет издержки и неудобства в своей повседневной жизни, в которой оно занято не одними только военными делами. Средства к существованию гражданам дает их земля или торговля, и военные кампании отвлекают их от этих занятий, а также создают физическую угрозу. Наемники, помимо этого, создают проблемы для республики и государей, поскольку их верность легко купить. У них нет общих интересов с республикой или с государем, им легко заплатить, чтобы они не сражались или перешли на сторону врага, подобно тому как им платят за то, чтобы они бились и умирали за своего хозяина.

В борьбе за власть и в основывающих политических актах искусство государя состоит в том, чтобы вдохновлять сторонников (а также отбить у них желание совершить предательство) для достижения собственных целей. В этом контексте искусство войны важно, но с точки зрения формальной военной науки Макиавелли гораздо больше интересуют навыки политического деятеля или правительства республики. Этот факт имеет важное значение, поскольку Макиавелли не проводит различия между науками, занятыми внутренней политикой, и теми, что относились бы к области международных отношений. Соответственно, он не выработал формального различия между притязаниями власти внутри страны и потребностями в эффективных действиях в кругу других государств [Meineke, [1924] 1957]. Мейнеке и те, кто видел в Макиавелли основополагающего теоретика государственного интереса (raison d’état), слишком акцентировали различие между частной или внутригосударственной моралью и поведением, ожидаемым от политических лидеров. Хотя толкование, которое дает Мейнеке, интересно, оно больше относится к «пруссачеству» в среде самого Мейнеке в период, охватывающий германский рейх до 1914 г., послевоенную Веймарскую республику и нацистский режим, чем к пониманию реальности макиавеллиевской доктрины.

Безусловно, к Макиавелли обращаются в квазиутилитарных обсуждениях государственного интереса из-за его вовлеченности в дипломатические проблемы Чезаре Борджиа и его родной Флоренции и потому, что он об этом писал. Однако внимательное чтение историй Макиавелли или его позднейшей переписки по дипломатическим вопросам показывает, что это по преимуществу описательные и рефлексивные, а не прескриптивные или теоретические работы [Cesa, 2014]. Я бы сказал, что дело в изменении приоритетов, вызванном его радикальным отказом от внешних формальностей христианского естественного права, но на практике миру позднего Средневековья были хорошо знакомы политическое и международное насилие и война. Войну и насилие лучше всего рассматривать не в категориях двухуровневых