Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

спаде. Все системы международного или политического порядка открыты вызову, который им бросают перемены. Но в то же время они стремятся смягчить негативные или пагубные последствия при помощи таких механизмов, как баланс власти или союзы, если не при помощи навязывания концепции международного права. Однако концепция актов основания у Макиавелли вместе с пониманием истории как циклического, а не поступательного процесса делает порядок менее определенным, по существу более случайным или временным. В основе его концепции политики, создания и сохранения государств нет никакого регулятивного идеала порядка, к которому политические сообщества или народ могли бы вместе стремиться. Есть только неумолимая сила перемен, одни из которых к лучшему, другие к худшему. Этот процесс непрерывен, это факт, наличествующий в мире, в котором образование государств происходит постоянно. На любом этапе истории будет тот, кто, подобно Чезаре Борджиа, пытается воспользоваться случаем, чтобы построить новое государство и династию среди беспорядка, царящего в Романье, или, как папа Юлий II, пытается управлять Италией, стравливая великие державы друг с другом.

Первый урок «Государя», таким образом, состоит в том, что политическое «основание» – повсеместно распространенный, а не особый, исторически далекий акт. Однако от этого он не становится менее необычным, чем в мифологических примерах. Учреждение нового государства требует не только избавления от предшественников и замены их на троне с целью использования их богатства и власти. Для Макиавелли это процесс нового творения, даже если он подразумевает восстановление позиции существующего государства среди других мировых держав. Это новое творение предполагает, что под руководством правителя, наделенного властью, из толпы образуется народ, то есть «политический организм» создается там, где его прежде не было. И основную роль в этом акте творения играет насилие.

Подобно тому, как акт насилия оставляет отпечаток на человеческом теле, помечая его своей разрушительной силой, так и акт основания политического порядка призван оставить отпечаток или отметку на политическом организме таким образом, чтобы выделить его, придать ему отличительную черту и сделать источником этой отметки политическую власть. Способность оставлять отпечаток, который останется в памяти, занимает, по Макиавелли, центральное место в притязаниях политической власти на авторитет в глазах народа. При завоевании государь может демонстрировать эту власть напрямую, разгромив и уничтожив врага на поле боя, но эта способность может быть реализована и другими, более зрелищными способами. Хороший пример – тело Рамиро де Орко, оставленное на площади в Чезене. Де Орко, который являлся правой рукой Борджиа и его наместником, было поручено подавить недовольства в Романье; он применял насилие к правящим семьям, чтобы построить новое государство Борджиа. Де Орко был сам по себе жестоким и грубым человеком, и в наказание его прилюдно убили на главной площади. Это, возможно, самая удивительная история в «Государе», к тому же Макиавелли заложил в нее причудливый вывод. В этой истории можно выделить целый ряд элементов, служащих примером того, как насилие или сила, примененные к телам, используются для создания политического авторитета.

Во-первых, хотя этот акт, безусловно, был выражением власти Борджиа, примененной против одного из своих самых преданных помощников, остается неясным, был ли он совершен самим Борджиа, который, по рассказам, когда требовалось, бывал очень жесток. Дистанцированность и двусмысленность в этом случае важны, поскольку они определенно связывают данное деяние с Борджиа, но в то же время оставляют некий зазор: акт, исполненный палачом, – это акт правителя, но исполняемый не правителем. И в то же время это не просто казнь, хотя у нее и есть многие из внешних атрибутов таковой. Есть меч и плаха, к тому же в форме убийства присутствует ритуальный элемент, столь значимый для казней того времени. Демонстрация ритуальной власти над телами была важной частью эстетики наказаний в мире раннего Нового времени. Причинение боли или умерщвление являлось важнейшей частью наказания, олицетворявшей юридическую и политическую власть монарха, но это была только одна часть ритуала. То, на какие ухищрения пускались люди во времена Средневековья и Возрождения для того, чтобы уничтожить или искалечить тела, почти так же важно, как и последствия в виде причинения смерти и боли. Смерть и боль предназначались жертве, а унижение и калечение тела – публике и толпе, и именно через них демонстрировалась особая власть государя в мире, где рутинное насилие было обыденностью. Необходимость удовлетворить и ошеломить играла важнейшую роль в утверждении власти и в стремлении укрепить свой авторитет в глазах тех, кого ошеломляли, а не просто устрашали.

Ритуальное калечение тел также отражало религиозную идею жертвоприношения с целью снискать милость высшей власти и восстановить порядок, нарушенный преступлением или прегрешением. Рамиро де Орко причинил зло тем, кто стоял на пути Борджиа к власти, но это зло было частично искуплено публичным ритуальным приношением в жертву самого наместника Борджиа. И хотя смерть носила ритуальный характер и напоминала казнь, в других важных отношениях казнью или ритуалом она не являлась. Борджиа мог дистанцироваться от насилия, ведь никто не видел, что именно он совершил это деяние, да и вообще оставался вопрос о том, с его ли позволения это было сделано. Более того, вопреки практике казни или ритуального убийства никто, по рассказам, не видел самого момента ее совершения, все наблюдали только ее срежиссированные последствия. Палача тоже не было, так что этот акт – отнюдь не крайний пример смертной казни. Именно эта двусмысленность и вызывает трепет перед властью Борджиа, превращая его из местного бандита в члена особого класса правителей, наделенных харизматической властью.

Подобное утверждение власти и требование уважать эту власть, обращенное к народу, предшествуют притязанию на то, чтобы наказывать за нарушение закона и вершить правосудие. А способность ошеломлять и приводить в трепет – часть того, что превращает множество в народ во главе с правителем, источник его харизматической власти. Во всем этом театрализованном происшествии нет никаких притязаний на легитимность, которая бы основывалась на передаче власти от народа государю или на получении власти государем от какой-либо другой высшей инстанции. Тип произведенного акта не только создает веское основание подчиниться из чувства осторожности опасной силе, но и ошеломляет волю и тело. Эта история, рассказывающая об определенных физических событиях, демонстрирует, что политическая власть приходит в мир, не апеллируя к моральным доводам о законе, природе или общем благе народа. Странное насилие политических актов основания связывает тела и на долгое время остается в памяти тех, кого ошеломили, пока государь в состоянии поддерживать это ошеломление. Однако, как мы отмечали, это ошеломление не может быть неизменным, отсюда возможности для дестабилизации. Политическая власть часто бывает столь же кратковременной, что и естественная жизнь правителя, особенно если его семья не в состоянии сохранить династию, как это было с Александром VI и Чезаре Борджиа.

Похожая история об основании насилия есть и в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия». Макиавелли обсуждает библейские примеры, в частности Моисея и царя Давида, но также классический римский пример Ромула. Рим тоже периодически отыгрывал основывающие его акты насилия, например в случае казни сыновей Брута, которая последовала за смещением старой династии Тарквиниев, произошедшим после изнасилования Лукреции, и основания республики. Луций Юний Брут возглавил восстание против монархии Тарквиния, но больше всего прославился тем, что пожертвовал собственными сыновьями ради блага республики. В первый год пребывания Брута на должности консула его сыновья вместе со многими другими аристократами устроили заговор против республики, законы которой действительно ограничивали их свободу. Заговорщиков подслушал раб, и их обвинили в измене. Согласно Ливию, в наказание их привязали к столбу, раздели донага в знак унижения, бичевали, а затем обезглавили. Бруту выпало своими руками совершить это жесткое и унизительное наказание над своими собственными сыновьями, что он и сделал. Эти казни образуют завершение основания республики или ее ритуальное переоснование. Такое почти религиозное жертвоприношение родной крови в интересах республики – ключевой признак нового политического института, который имеет власть, превосходящую даже власть Брута как консула, потому что именно этот институт приказал ему совершить казнь. Подобно тому, как исходное поражение Тарквиния было наказанием за изнасилование Лукреции, ритуальная казнь сыновей Брута воздействовала на новый республиканский политический организм,