Упадок и подъем демократии. Глобальная история от античности до наших дней - Дэвид Стасавидж

сегодня, то мы больше не увидим никакой корреляции. Это означает, что демократизирующиеся страны смогли догнать своих сверстников по уровню собираемости налогов. Это может быть просто процесс возврата к среднему значению, а может быть и более целенаправленная история государственного строительства. Если так, то это еще один пример последовательности. Демократия может быть более устойчивой, если ее становлению предшествует развитие сильного государства.

Если африканская демократия кажется более осуществимой в тех случаях, когда государство изначально было слабым, то у этого есть и обратная сторона. Без эффективного государства трудно предоставлять такие услуги, как образование и здравоохранение, на которые люди могли бы рассчитывать. Возможно, в некоторых случаях это привело к равновесию, когда слабость государства означает, что центральные правители считают невозможным поддерживать автократию и в то же время не имеют возможности предоставлять услуги своему народу. 100

Наконец, есть и другая часть этой истории, которая заставляет нас сделать не столь радужные выводы относительно будущего демократии в Африке. Некоторые африканские страны - те, где свободные и справедливые выборы не прижились, - тем не менее, создали все более мощные бюрократии. Возьмем, к примеру, Уганду - страну, которая в 1990-х годах, казалось, переходила к системе свободных и справедливых выборов, но с тех пор превратилась в нечто вроде выборной автократии. Пиа Раффлер, политолог, показала, что сегодня в Уганде бюрократы обладают большей властью на местном уровне, чем политики. 101

Удивительное распространение современной демократии

Распространение современной демократии за последние двести лет было поразительным и удивительным. Демократия распространилась в странах и местах, которые, по мнению многих, были слишком бедны, чтобы поддерживать этот институт. В то же время, когда другие страны становились богаче, демократия не прижилась, несмотря на ожидания, что она приживется. Долгосрочные модели государственного развития дают лучшее объяснение произошедшему. Современная демократия имеет больше шансов укорениться в тех регионах, где нет истории сильного бюрократического государства, которое могло бы закрепить автократическое правление. В то же время демократическая стабильность в этих местах вряд ли была обеспечена. В заключительной главе этой книги я спрошу, что будет дальше с современной демократией.

12

.

Продолжающийся демократический эксперимент

Сегодня мы живем в эпоху демократического беспокойства. В странах, которые раньше называли "развитым индустриальным миром", ощущается страх, что антидемократические рефлексы, не ощущавшиеся в течение многих десятилетий, внезапно пробудились. Параллельно с этим общественность голосует за политические альтернативы, которые многим кажутся шокирующими и необъяснимыми. Еще десять лет назад мало кто мог себе представить, что уроки несостоявшихся демократий в других странах будут использоваться для того, чтобы задаться вопросом, не постигнет ли Соединенные Штаты та же участь. 1 К этому следует добавить, что в странах, недавно перешедших к демократии, возникают вопросы, не является ли это движение менее неизбежным, чем казалось раньше. Новое слово дня для тех, кто оценивает демократию в этих странах, - "откат". 2 Наконец, такие стойкие автократии, как Китай, похоже, предлагают больше альтернативных моделей, чем десятилетия назад. Всего этого достаточно, чтобы задуматься о том, что, возможно, эта книга должна была быть посвящена подъему и последующему упадку демократии, а не наоборот. В этой заключительной главе я спрошу, что история говорит нам о наших нынешних демократических тревогах.

История говорит о том, что современная демократия - это продолжающийся эксперимент, и во многих отношениях мы должны удивляться тому, что она вообще работает. Вспомните критику, высказанную Джоном Тейлором вскоре после принятия Конституции США. Он опасался, что выборы в Конгресс, проводимые раз в два года, станут лишь кратковременным "политическим спазмом" и "однодневной насмешкой над важностью ", после чего "5 000" вновь утвердят свое господство над "5 000 000". Тейлор выступал за усиление контроля на местах, где люди могли бы принимать участие в жизни общества более регулярно и быть в более тесном контакте со своими представителями. Двести десять лет спустя политический теоретик по имени Джон Данн скажет нечто похожее, и он выразил это следующим образом.

Если в древней демократии граждане свободно и сразу выбирали для себя, то современная демократия, похоже, в основном состоит в том, что граждане очень периодически, в весьма стесненных обстоятельствах, выбирают относительно небольшое число своих собратьев, которые в дальнейшем будут выбирать за них. Существует множество очевидных способов, с помощью которых современным гражданам нет необходимости соглашаться на эту сделку. 3

Комментарии Тейлора и Данна, сделанные с разницей в два столетия, указывают на первую точку перелома современной демократии: участие граждан очень широко, но оно также рискует стать очень тонким. Вопрос в том, когда граждане начнут думать, что это нечто иное, чем фикция, которой опасался Тейлор. Альтернативой может стать ситуация, когда демократия либо умрет, либо будет существовать только под именем, поскольку 5000 человек - то, что сегодня мы бы назвали верхушкой 0,1 процента - будут доминировать в неравной демократии такого рода, о которой писал политолог Ларри Бартелс. 4

Размышляя над тем, как создать республику, многие мыслители XVIII и XIX веков придерживались противоположной Тейлору точки зрения. Они опасались, что 5 000 000 экспроприируют богатство 5 000. Этого опасались не только авторы "Федералистских документов". Во всей Западной Европе после 1789 года политические мыслители стремились создать республиканские институты, которые ограничили бы влияние масс. 5 Наиболее очевидным способом добиться этого было ограничение избирательного права, или система взвешенного голосования, или верхние палаты в законодательных органах, чтобы противостоять народным страстям. Но, как мы видели в главе 11, эти опасения оказались преувеличенными. Даже после введения всеобщего избирательного права не произошло массового перераспределения богатства. В конечном итоге неравенство в богатстве все же снизилось, но не в результате демократии. Вместо этого к такому сдвигу привели военные события, экономический кризис , а также, возможно, технологические изменения. История показывает, что даже при полной демократии риск того, что 5 000 будут доминировать, гораздо выше, чем угроза того, что 5 000 000 экспроприируют 5 000.

Второе место перелома современной демократии касается исполнительной власти. Оказывается, что избранный лидер во главе современного демократического государства иногда может вести себя так же деспотично, как и автократ. В ранних демократиях от гуронов до Голландской республики это было просто невозможно, поскольку власть была настолько децентрализована. Эта децентрализация делала систему стабильной, но ее недостатком была негибкость. Голландцы убедились в этом, когда крайняя децентрализация их институтов привела к экономическому застою - местные интересы создавали барьеры для выхода на рынки, что подавляло инновации.

Англичане стали первопроходцами в создании прототипа централизованной исполнительной власти в современной демократии. В эпоху Средневековья европейские монархи обычно имели