Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

его способ говорить правду власти – легитимной власти народа. Таким образом, его задача состояла в том, чтобы сдерживать высвобождение народной мощи до того момента, когда народ осознает свою роль исторического актора и будет готов действовать. Выбор правильного момента был жизненно важным фактором успеха. За несколько дней до 9 термидора он предупредил, что этот момент еще не наступил. Он в точности повторял свое поведение в апреле и начале мая 1793 года. Народу все еще требовались время, терпение и старания Робеспьера. Таким образом, дата 9 термидора не должна была знаменовать собой развязку глубоко сокрытого заговора. Скорее, это был еще один этап процесса, до конца которого было еще очень далеко. Он прошел лишь через первый отрезок сценария, которому собирался следовать. Этот день стал для него полной неожиданностью, он застал Робеспьера врасплох – потому что взгляд его по-прежнему был устремлен вдаль, к горизонту.

Если бы Робеспьер выбрал подходящий момент, если бы санкционированная народом чистка Революционного правительства осуществилась в ближайшее время, что тогда? Нам не следует принимать за чистую монету утверждение Барера, сделанное сразу после 9 термидора, будто бы Робеспьер стремился заполучить королевскую власть. Также Робеспьер решительно отвергал домыслы о том, что он хотел стать диктатором. «Если бы я был диктатором, – утверждал Робеспьер 8 термидора, пытаясь возразить своим врагам, – они бы пресмыкались у моих ног». Его ужасно раздражали обвинения в чрезмерных амбициях, которые преследовали его с осени 1792 года. Похоже, он считал, что ни один потенциальный диктатор не станет отступать от намеченных действий и призывать народ стать главным действующим лицом в момент, когда судьба революции находится на волоске. Сама его искренняя преданность делу народа доказывала – по крайней мере, в его собственных глазах, – что он не может претендовать на диктаторство. Другие, как он сам понимал, смотрели на это иначе. Он возлагал вину за подобные обвинения на английскую пропаганду, нападки которой на его персону представлялись ему частью того «иностранного заговора», в существовании которого он был так убежден. То, что Карно за зеленым столом бросил в лицо ему и Сен-Жюсту колкость «жалкие диктаторы», лишь подтвердило его опасения: щупальца «иностранного заговора» уже пронизывают собой и развращают то правительство, частью которого он является.

Нетрудно понять, что коллеги Робеспьера по правительству опасались его амбиций. В последние месяцы жизни он без конца заводил разговоры об «арестах, газетах и Революционном трибунале»[1017], а его нестабильное поведение привлекало к себе внимание товарищей и заставляло их все больше сомневаться: а так уж ли он благоразумен? Они беспокоились о том, что он, Кутон и Сен-Жюст наращивали свою власть посредством бюро полиции – хотя на самом деле такая оценка этого весьма посредственного органа была весьма ошибочна. Однако, если бы чистка его врагов в правительстве, законодательных органах и бюрократии, к которой он призывал 8 термидора, была проведена, он достиг бы такого уровня власти (возможно, посредством обновленного КОБ, очищенного от его врагов Конвента и посаженной на короткий поводок прессы), каким с 1789 года не пользовался ни один человек. И не похоже, чтобы он смотрел на подобную власть как на временное управление в духе Цинцинната[1018] – впрочем, имя это он, кажется, никогда не называл. Казалось, как только он добьется подобной личной власти, никакой стратегии выхода из ситуации уже не будет. Его коллегам казалось, что все это выглядело как сценарий, позволяющий посредством чисток проложить путь к некоторой форме личной власти – которую они, недолго думая, окрестили тиранией.

Коммуна и народ

Коммуна Парижа была ведущей силой парижского народного движения со времен июльского кризиса 1789 года и свержения монархии в 1792 году. Ночь 9 термидора раз и навсегда покончила с этой ее ролью в революции. Когда дело дошло до драки, народ Парижа отказался следовать приказам Коммуны. Огромная контрмобилизация, которую Конвент сумел организовать поздно вечером, показала, что народ признавал приоритет национальной власти над муниципальной. В мобилизации приняли участие все 48 секций, а численность ее участников превзошла силы, ранее собравшиеся у Ратуши. Достижение это было тем значительнее, что оно было осуществлено ночью под покровом темноты. Радость следующего дня по поводу гильотинирования Робеспьера также продемонстрировала, что его низвержение поддержали широкие народные массы.

Это историческое ослабление Коммуны в политической жизни Парижа во многом было обусловлено превосходным стратегическим чутьем Конвента. Кроме того, следует отметить и неудачные действия Коммуны 9 термидора. Руководство восстанием со стороны Коммуны было крайне неудовлетворительным. После слишком долгой раскачки вначале Коммуна к вечеру собрала мощную силу, представлявшую почти половину населения города. Но некомпетентное руководство свело ее преимущества на нет. Командующий НГ Анрио действовал крайне беспорядочно, из-за своей излишней беспечности подвергся аресту и упустил шанс захватить Конвент, когда тот был в его досягаемости. Мэр Флёрио и национальный агент Пайян, не имевшие опыта в управлении восстанием, тоже оказались не на высоте. Их неудачные тактические решения и организационные промахи слишком многочисленны, чтобы их перечислять. Среди основных ошибок – согласие на масштабный поход экспедиционных сил Коффиналя поздно вечером (единственным результатом которого стало освобождение мало на что пригодного Анрио), безответственная политика consigne – запрета на выход – и непродуманная реакция на декрет об объявлении повстанцев вне закона.

Коммуна так и не определилась со своей стратегией. Собиралась ли она начать восстание тут же или на следующий день? Примется ли она вычищать из Конвента главарей по образцу journées 31 мая / 2 июня – или полностью отстранит его от власти в духе 10 августа 1792 года? Какой именно уровень насилия оценивался как приемлемый: целью был бескровный переворот и захват власти или кровавая бойня, которая должна была начаться со стрельбы на рассвете? Ответы на эти вопросы так же неясны для историков, как и для самих участников этого journée. При такой неразберихе в рядах Коммуны неудивительно, что она не смогла найти всего 24 члена совета, задачей которых было выйти в полночь в город и донести до населения свою правду. Результаты работы двенадцати адъюнктов, которых им все же удалось наскрести, оказались ничтожны по сравнению с работой двенадцати адъюнктов Барраса.

Оглядываясь назад, можно сказать, что самой вопиющей ошибкой Коммуны ночью 9 термидора было решение созвать генеральные ассамблеи секций. В последние месяцы эти собрания превратились в скучные говорильни. Однако, будучи созванными по набату и бою всеобщего сбора, они мгновенно обрели статус открытых форумов, где жители секций могли высказывать свое мнение. Коммуна поплатилась за то, что дала голос пребывавшему в полудреме парижскому люду, поскольку голос этот в подавляющем большинстве случаев звучал в пользу Конвента.

По окончании journée радикалы утверждали, что ассамблеи секций заполонили «умеренные». Несомненно, доля правды в этом есть, однако следует отметить, что активисты-санкюлоты без разбора называли «умеренными» всех, кто не разделял их взгляды. При этом упускается из виду тот факт, что среди тех, кто оказался на ассамблеях в первый раз или вернулся на них после перерыва, оказалось много как левых, так и правых. Чистки в секциях, произведенные в предыдущие месяцы, были направлены против тех, кто придерживался неортодоксальных мнений – с обоих краев политического спектра. В ассамблеях присутствовали как радикалы, так и умеренные, и действительно, на каждом этапе развития событий той ночи мы обнаруживаем принципиальных людей с безупречной репутацией санкюлотов, которые вносили в дело Конвента свой важный вклад, – от Ван Эка из секции Сите (которого Робеспьер в лицо назвал аристократом-контрреволюционером) до братьев Бодсон из секции Революции, Этьена Мишеля из секции Соединения, Жан-Батиста Луа из секции Горы и многих других. Свергнувшая Робеспьера в Конвенте коалиция представляла собой межпартийную группу под руководством монтаньяров. Так же и со стороны народа в его падение внесли свой вклад люди, представлявшие весь политический спектр.

Возрождение общественного мнения

Journée 9 термидора показал, что слухи о смерти и погребении общественного мнения при власти Революционного правительства сильно преувеличены. Правительственные комитеты заставили замолчать силы монархистов