Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

еще живехонек в момент сообщения Бейбарсом низаритской делегации о его смерти). Как и то, что «секта» отреагировала на беспрецедентную узурпацию своих исконных прав мамелюкским «выскочкой» крайне болезненно («назначенец» Бейбарса – Джамал ад-Дин – был убит вскоре после своего возвращения от султана Миера). Значение имело лишь то, что Бейбарс присвоил себе прерогативу, на которую не имел никакого права. Независимости низаритов грозила смертельная опасность. Но, на счастье «батинитов», Бейбарс не стал карать их за убийство своего «выдвиженца». Занятый более важными делами в других сферах военно-политической деятельности, он оказал радушный, если не сердечный, прием очередной низаритской делегации, посетившей его в 1262 (или, возможно, в 1263 году), без единого слова упрека и без дальнейших намеков на непризнание независимости низаритского анклава. На первый взгляд досадный инцидент можно было считать исчерпанным. Но только на первый взгляд…

В действительности Бейбарс терпеливо ждал своего часа. В 1265 он году сделал следующий шаг, предрешавший скорую утрату независимости «батинитским» филиалом в Сирии. Низариты получали «дружеские подарки» (а по сути дела – дань) от левантийских «франков» (крестоносцы были весьма заинтересованы в приобретении как можно большего числа союзников для защиты своих региональных интересов, которым постоянно угрожал Бейбарс с его всесокрушающим воинством). Кроме того, «батиниты» извлекали немалые доходы из регулярной торговли с другими государствами, включая Йемен. Осуществляемая Бейбарсом политика территориальной экспансии привела к тому, что все большему числу торговых караванов, шедших к низаритам и от них, приходилось проходить по землям, контролируемым мамелюками. И вот Бейбарс стал взимать с проходивших по контролируемым его войсками землям караванов таможенную пошлину. В этом не было ничего необычного, султан имел на это право. Вся тонкость была, однако, не в наличии у него этого права как такового, а в его желании или нежелании воспользоваться этим правом. Средневековые правители часто укрепляли или ослабляли союзные отношения, поддерживаемые ими друг с другом. При желании укрепить свои отношения с другими державами они, в знак дружбы, часто снижали или вообще отменяли пошлины, взимаемые с караванов, шедших через их территорию из этих держав, или в эти державы. В случае же ухудшения отношений действовали противоположным образом, вводя или повышая пошлины. Введение таможенных пошлин Бейбарсом было недвусмысленной символической демонстрацией его желания еще больше подчинить сирийских низаритов своему влиянию.

Решение султана Миера взимать пошлины с низаритов принесло ему немалую пользу. Во-первых, чисто экономическую, ибо речь шла о дополнительном источнике пополнения египетской государственной казны. Однако Миер и без того был богатым по тогдашним стандартам «дар-аль-ислама» государством. Правда, немало ресурсов Миера уходило на финансирование войны с монголами, а также на содержание весьма дорогостоящей мамелюкской касты, чьи аппетиты и потребности были немалыми и постоянно возрастали. И тем не менее, если бы Бейбарс и впрямь был заинтересован в поддержании добрых отношений с низаритами, он мог бы спокойно, без особого ущерба для себя, не обременять их караваны таможенной пошлиной. Но, возможно, за его решением стояли и другие, не финансовые, а религиозные соображения. Бейбарс был благочестивым правоверным суннитом. И прекрасно знал, что большинство населения сирийского региона придерживается тех же верований, что и он. Поэтому отягощение низаритов дополнительным финансовым бременем могло улучшить в глазах местного суннитского населения имидж султана, подозреваемого многими в слишком либеральном отношении к «заблудшим» приверженцам «еретической» измаилитской «секты». Взимали же мусульманские владыки со своих «неверных» подданных-немусульман, наряду с поголовной, всеобщей податью – «хараджем», еще и дополнительную «сверхподать» – «джизью». Бейбарс всеми способами демонстрировал суннитской «умме» свое стремление заручиться ее поддержкой. Так, например, султан, вскоре после своего прихода к власти, признал духовное верховенство аббасидского халифа (жившего теперь в аль-Кахире). И потому всякое ослабление влияния низаритов (включая снижение их благосостояния) только повышало авторитет Бейбарса в глазах суннитского большинства…

Петля – пока что лишь еще экономическая – все туже стягивалась вокруг шеи сирийских низаритов, понимавших, что почти не имеют возможностей и средств заставить Бейбарса сменить гнев на милость. В попытке достичь договоренности, они направили делегацию к султану, осаждавшему – пока что без особого успеха – «франкскую» крепость Сафед. Прием, оказанный Бейбарсом низаритским делегатам, яснее ясного свидетельствовал о том, что султан Миера был в дурном расположении духа (а в такие моменты ему было крайне опасно докучать просьбами и жалобами). Бейбарс накричал на низаритов и потребовал от них объяснений, как они смеют по-прежнему платить дань «ифрирам»-иоаннитам – заклятым врагам мусульманского мира. Послы, не получившие соответствующих инструкций, не нашли что ответить.

Связываться с Бейбарсом, вступая с ним в пререкания, было крайне опасно. Суровость своего характера султан Египта лишний раз доказал своими действиями после взятия Сафеда. Хитрый кипчак (или черкес) склонил гарнизон «франкской» крепости к сдаче притворным обещанием отпустить «многобожников» с миром. На деле же поступил со всем иначе, поставив сдавшихся ему на честное слово «латинян» перед выбором – принятие ислама или смерть. Почти все воины гарнизона (за редким исключением) предпочли смерть отречению от веры и были обезглавлены мамелюками. Когда после падения Сафеда между «франками» и мамелюками было заключено мирное соглашение, одним из его условий был отказ ордена иоаннитов от взимания дани с сирийских низаритов (по каким-то причинам это требование не распространялось на орден храмовников). После заключения этой сделки приободренные низариты попытались улучшить отношения с Бейбарсом, но эти их попытки были им пресечены. Освобожденные от обязательства платить дань госпитальерам, низариты, чтобы расположить к себе султана Миера, преподнесли ему подарок в виде дани, которую прежде платили рыцарям-странноприимцам. Однако надежды «мульхидов» купить таким образом расположение Бейбарса оказались напрасными. В 1270 году сирийские низариты раз и навсегда утратили свою независимость. Интересно, что на тот момент дряхлый старец Наджм ад-Дин был все еще жив и продолжал руководить «батинитским» анклавом в Сирии. Возможно, в силу своего преклонного возраста, «даис» допустил роковую ошибку в своих политических расчетах. Султану Бейбарсу все еще угрожали враги, причем сразу с разных сторон. Несмотря на свое поражение при Айл-Джалуте, монголы возвратились в регион, угрожая северной Сирии. А король-крестоносец Людовик IX Французский, по доходившим до ушей Бейбарса слухам, собирался, во главе свежесобранного многочисленного христианского ополчения возглавить очередное «вооруженное паломничество» в Святую Землю. Проходя через владения мусульманских властителей региона, Бейбарс требовал от них принесения ему присяги верности как своему верховному владыке. Все они, за исключением одного единственного, выполнили требование султана. Единственным уклонившимся был «даис» низаритов Наджм ад-Дин. Его отказ был, с одной стороны, актом бесполезной бравады, с другой – величайшей глупостью. Ответная реакция Бейбарса не заставила себя ждать. Он объявил низаритам о смещении Наджм ад-Дина с