Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

должности их верховного «даиса». Этот поступок султана Миера был исполнен глубокого символического смысла. Бейбарс в очередной раз сделал то, на что не имел никакого права. Хотя вслед за своим объявлением о низложении «даиса» низаритов Сирии султан Миера не предпринял никаких насильственных действий, направленных на претворение принятого им решения в жизнь, И вообще, при ближайшем рассмотрении, нельзя не прийти к выводу, что султан Бейбарс в рамках своей политики по отношению к низаритам стремился подчинить их своей власти преимущественно мирными средствами, хотя часто – путем угрозы применения военной силы. Тем не менее, всем стало совершенно ясно, что дни Наджм адДина как верховного «даиса» сочтены.

Положение «даиса» становилось все более шатким, но он этого, казалось, не понимал, и делал все возможное для его дальнейшего ухудшения. Он направил в ставку Бейбарса делегацию с просьбой уменьшить размер дани, выплачиваемой султану низаритами. На вопрос, как «даис» мог докучать султану подобными требованиями сразу же после того, как оскорбил Бейбарса отказом присягнуть ему на верность, вряд ли можно будет надеяться когда-нибудь найти логический ответ. Наджм ад-Дин явно перестал разбираться в реальной политической обстановке ближневосточного региона. Реакция султана Миера была незамедлительной и совершенно недвусмысленной. Бейбарс объявил руководителю низаритских эмиссаров, присланных к нему ходатайствовать о снижении дани, Сарим ад-Дину Мубараку, о том, что Наджм ад-Дин низложен, и назначил Сарим ад-Дина его преемником. Сарим ад-Дин поблагодарил султана за оказанную ему честь, но достигнутая между ним и султаном договоренность оказалась, увы, недолговечной. Бейбарс потребовал от своего нового «назначенца» передать ему крепость Масьяф, остававшуюся по-прежнему центром все более уменьшающихся в размере низаритских владений, в качестве личной земельной собственности (или, как сказали бы тогдашние «франки», «домена»). Хотя Сарим ад-Дин не посмел отказать облагодетельствовавшему его высоким назначением султану, он не скрывал своего огорчения по поводу утраты низаритским орденом Масьяфа. Недолго думая, коварный «даис» хитростью проник в переданную им Бейбарсу крепость и вырезал весь ее гарнизон, не пожелавший ранее впустить его в Масьяф добром.

Это был акт слепого отчаяния безо всякой надежды на конечный успех. Бейбарс двинул сильное войско на Масьяф с целью извлечь оттуда засевшего в крепости Сарим ад-Дина. «Даис» был схвачен и отослан в аль-Кахиру, где вскоре и умер. С учетом сложности сложившихся между «даисом» и Бейбарсом отношений, вполне можно предположить, что смерть «даиса» в Миере была насильственной. У престарелого, низложенного султаном, Наджм ад-Дина хватило соображения понять, что единственным средством спасти свою жизнь для него является полное и беспрекословное подчинение султану Египта. Поэтому старик поторопился принести свои самые глубочайшие извинения за свою прежнюю строптивость и неосмотрительность. Как гарантию своего примерного поведения в будущем, старец отправил в столицу Египта Каир собственного сына по имени Шаме ад-Дин в качестве заложника. Вскоре после этого Бейбарсу донесли о зреющем заговоре с целью лишить его жизни. Утверждалось, что заговор против султана Миера был совместно организован низаритами и «франкским» князем Антиохии Боэмундом VI. В числе прочих предполагаемых заговорщиков подозревался и Шаме ад-Дин. Сын «даиса» был взят под стражу. Казалось, что его надеждам дожить до отцовского возраста пришел конец. Однако престарелый Наджм ад-Дин слезно взмолился к грозному султану пощадить его невинно оклеветанного сына и отпустить его на волю. Бейбарс милостиво снизошел к его мольбам. Но условия освобождения Шаме ад-Дина оказались весьма суровыми. В обмен на свободу сына Наджм ад-Дин был принужден передать мамелюкам все крепости, еще остававшиеся в описываемое время в руках сирийских низаритов.

Наджм ад-Дин не только согласился отдать крепости, но и сам покорно предался в руки султана Бейбарса, в свите которого отправился в аль-Кахиру, где и умер, вероятно, в 1274 году, уже очень старым человеком. А вот Шаме ад-Дин, в отличие от отца, не смирился со своей участью и не усвоил себе, что сопротивляться Бейбарсу смертельно опасно. Получив от грозного султана дозволение возвратиться из Миера в Сирию с целью организации условленной передачи тамошних низаритских крепостей Бейбарсу, он, вместо этого, поднял мятеж против мамелюкской власти. Этот мятеж свидетельствовал как о большой личной отваге Шаме ад-Дина, так и о сохранявшемся даже в преддверии конца сирийского филиала низаритов в сердцах «мульхидов» боевого духа, но был заранее и неизбежно обречен на неудачу. Вскоре это дошло и до самого Шаме ад-Дина, отдавшегося в руки Бейбарса. Единственным рибатом «батинитов» Сирии, продолжавшим стойко сопротивляться мамелюкам, был Каф, однако его взятие Бейбарсом в июле 1273 года означало конец низаритов в качестве самостоятельной политической силы. Вопреки всем и всяческим обстоятельствам, низаритской мечте был положен конец. Столь долго чаемая ими «эра светлых годов» так и не насупила.

Победитель Бейбарс отнесся к побежденным «эзотерикам» достаточно гуманно. Что могло удивить и озадачить современников, поскольку султан Миера был вообще-то нетерпимым и немилосердным человеком. А геноцидальные действия монголов против низаритов на иранских землях заставляли задуматься о возможности их повторения мамелюками в землях сирийских. Однако султан Миера предпочел пощадить «своих» низаритов. Во-первых, потому что счел их больше не опасными (с их политическим могуществом им было раз и навсегда покончено). Во-вторых, потому что надеялся найти (и действительно нашел) применение их традиционным навыкам и умениям, целью приложения которых в скором времени оказались несколько «многобожников». Одним из них был Филипп де Монфор, могущественный «франкский» барон, павшей в 1270 году жертвой теракта в Тире, сеньором которого он являлся. В 1272 году разыгралась очередная драма, как бы поставившая заключительную кровавую точку в истории сирийских низаритов как реальной политической силы.

Европейские «франки» организовали последнее, заключительное «вооруженное паломничество» в «Заморье». По сравнению с прежними многочисленными и многолюдными экспедициями, оно казалось скорее легкомысленной авантюрой, чем серьезным военным предприятием. К описываемому времени «христианский мир» явно утратил интерес к «Крестовым походам» (во всяком случае – в «Заморье»). Для «Крестовых походов» имелись и более близкие к дому цели, и желание крестоносцев конца XIII века обращать свои взоры и стопы в Землю Воплощения было несравненно меньшим, чем у их предшественников в предыдущие века. На момент достижения последним «вооруженным паломничеством» Леванта, число «паломников» не превышало тысячи. Возглавлял их чрезвычайно одаренный и амбициозный молодой, но преисполненный (вопреки скептическому настрою большинства своих современников) «крестоносного» благочестия и воинственного духа человек – Эдуард, принц Английский. С учетом этих свойств своего характера, этот «новый Ричард Львиное Сердце» вполне мог стать для левантийских «муслимов» серьезной угрозой (несмотря на немногочисленность своего воинства). Кажется, это дошло и до самого Бейбарса, вступившего с Эдуардом в переговоры и достигнувшего с ним мирной договоренности – на лучший результат английский принц