Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

не надо было входить в роль. Он родился «шестеркой»: легко и непринужденно входил в контакт с людьми, легко с ними расставался, азартно и творчески врал, вдохновенно надувал, делал это так, что человеку потом даже было приятно, он всегда был в центре некоего шевелящегося разноцветного круга, бестолкового и разношерстного. Есть люди, вокруг которых всегда что-то шевелится и шуршит. Петя был таким.

Порохову не пришлось ему долго разъяснять задачу. С первых же шагов он стал выполнять ее превосходно. Кроссовки и магнитофоны распространил он. Клиентуры было навалом. Верить ему было нельзя, но кому вообще можно верить?.. Главное, что Петя рассчитался с Пороховым в точности с договорной таксой. А уж что он взял себе? В конце концов это его дело.

Петя Кошелев и сообщил новость, которая расстроила все дело, привела к трагической развязке, внесла временную сумятицу. Когда рассчитывались за магнитофоны, он удосужился спросить у Порохова, нет ли у него или у кого-нибудь из деловых знакомых ходовой валюты.

— Что за ходовая? — спросил Вениамин.

— Ну спросом, значит, пользуется, доллары там, западные марки, франки, на худой конец...

Порохов честно признался, что нет, и не мог, естественно, не поинтересоваться, зачем она...

Кошелев вытаращил глаза и замахал на Веню руками: мол, нельзя же быть настолько серым, сказал, что, если имеешь валюту, значит, имеешь все.

— Вон я знаю, — рассказал он, — мужик марки толкает, один к пятнадцати идут. Шутка сказать...

— А откуда они у мужика-то?

— Еще бы не быть! Он проводником трудится, в ФРГ ездит...

— Слушай, а как того проводника зовут? — спросил Порохов Петю, когда они расставались. Спросил как бы между прочим, но Кошелев все же разглядел блеск в его глазах.

— Да кто его знает? — замялся Кошелев, заотворачивал глаза, давая Вениамину понять, что не дурак же он за здорово живешь выдавать информацию, которую можно продать, если уж интерес такой имеется.

«Зараза, — подумал Вениамин, — не нахапал будто на магах». Молча полез в боковой карман, вытащил два червонца, воткнул их Пете за брючный ремень. Петя, так же молча, двумя пальцами вытащил червонцы, демонстративно бережно разгладил их, положил в бумажник, ухмыльнулся.

— Володей его зовут, это точно, а вот фамилии не знаю. Среднего роста он, светлый. Сейчас в Москве живет, но в Прибалтийск наезжает. Баба у него тут...

Сообщение Вениамина о Веснине Салтыков воспринял как личное оскорбление, долго матюкался в его адрес:

— Тля навозная, скобарь, за дешевку нас держит. В зоне он не был, там бы его научили, как дружков уважать. Прилипала!

Наругавшись вдоволь, он сказал:

— Надо проучить гада!

В тот же вечер Салтыков позвонил Веснину в Москву и сообщил, что есть хороший товар, попросил приехать. Тот обрадовался, обещал подскочить в ближайшее время.

Он приехал в Прибалтийск через два дня. Борис Никитич встретил его на вокзале. Веснин шел по перрону цветущий, довольный и собой и самой жизнью, посолидневший в последнее время. Так бывает, когда человек вдруг начинает чувствовать уверенность в сегодняшнем дне. Салтыков вполне приветливо поздоровался с ним, усадил в свой «Москвич».

— Вы такой богатый человек, — допытывался Владимир в дороге, — а ездите на такой допотопной тачке. С вашим размахом «Мерседес» нужен, и то последней марки.

Борис Никитич его урезонивал:

— К роскошным машинам, как и к красивым женщинам, липнут всякие посторонние взгляды, в том числе и сотрудников ОБХСС. А это рождает разного рода юридические вопросы, на отдельные из которых я, возможно, не смогу ответить. Что это будет означать?

— Столкновение с законом, — сообразил Веснин.

— Разумный мальчик, — похвалил Борис Никитич, — наверно, догадываешься, что это такое? Это равнозначно удару челнока об айсберг. Испытал я как-то, не дай тебе бог, Вова... Так что буду ездить на драндулете, чтобы вопросов не задавали.

Веснин хохотал. Потом поинтересовался, куда они держат путь.

— В яхт-клуб, — разъяснил Салтыков. — Хочу похвастать обновой, а заодно и товар отдам. Там лежит.

— Неужели собственный корабль приобрел?

— Именно.

— И что, в самом деле с парусами?

— Спрашиваешь!

Пассажир не удержался, чтобы не подначить:

— А как же вышеизложенная концепция?

— В море не так тесно, — вывернулся Салтыков. — Парус одинокий белеет, и все, а чей он, сколько стоит — поди выясняй! В море проще...

Яхта и впрямь была красива. Стояла она на воде в дальнем конце причала, паруса были спущены, но даже и без них, с голыми мачтами, благородные ее очертания радовали глаз. Особенно сейчас, когда солнце только-только село и белые борта тускловато и ломано отсвечивали розовым цветом закатного неба. А на форштевне сидела и покачивалась вместе с яхтой маленькая чайка, розоватая от воды и неба. Веснин был в восторге.

Вместе с Салтыковым они прошли на борт яхты по слипу — узкой и довольно шаткой доске; в кубрике уже горел свет. Там их ждал Вениамин.

Встреча была теплой. Порохов наготовил шашлыки, достал из бара бутылку марочного «Арарата». В дружеской обстановке выпили по первой.

Но начинать все равно надо было. Не для праздничного застолья вызван Веснин из Москвы — для допроса. Порохов весь изнервничался, не знал, как себя вести: шеф слишком долго «валял Ваньку».

Наконец Салтыков отставил рюмку чуть-чуть в сторону, начал потихоньку:

— Ты не знаешь, Вова, где бы валютишкой обзавестись? Нужда появилась, надо бы маленько...

Но тот с ходу почуял тревогу. Так волки чуют охотников, когда те еще и не начали облаву. А Веснин уже заматерел, стал уже волком...

— Дело сложное, — вздохнул он, завращал глазами, — сами знаете, мало у кого бывает, прямо ведь не спросишь. У кого и есть, тот темнит...

— А у тебя не бывает, Вова? — Борис Никитич воткнул в Веснина немигающий взгляд, напрягся.

— Случается иногда, — не стал совсем отпираться Владимир, с явным трудом выдерживая салтыковский взгляд. — Да разве это валюта, так, мелкота.

— Ну и откуда у тебя эта мелкота? Интересно бы все же источники выяснить. — Тон Бориса Никитича перерос в угрожающий.

Разворот дел ничего хорошего Веснину не предвещал. Он понял, что надо активно защищаться, всеми возможными способами. Он тоже вспылил:

— На такие вопросы могу и не отвечать. Попросил бы не лезть в чужие дела!

Борис Никитич даже поперхнулся.

— Какие это дела ты называешь чужими? Ты думаешь, мы такие идиоты, что не узнали,