Первый Выбор - Канира

Другие братья справлялись по-разному. Я застыл у Трона, ожидая возвращения указаний. Люцифер был там, где пал. Гавриил ушёл к смертным, искал новый смысл в их жизнях. Рафаэль продолжал лечить, потому что страдание не зависело от воли Отца и существовало независимо. Азраил погрузился в изучение смерти глубже, чем раньше, находил утешение в её неизменности и окончательности. Аменадиэль стал голосом разума среди Ангелов.

Но Ремиэль не мог найти такого решения. Его природа требовала понимания высшего замысла, видения картины целиком, знания того, что каждое действие имеет место в общем плане. Когда этого знания больше не было, когда Отец молчал и не давал новых указаний для интерпретации, Ремиэль начал создавать собственные ответы, собственные объяснения, собственную реальность, где всё ещё имело смысл и порядок.

Фантазии начались медленно, почти незаметно для остальных. Ремиэль говорил о мирах, которые видел в медитации, о существах, с которыми общался в своём внутреннем пространстве. Сначала никто не беспокоился, считали это просто способом справиться с молчанием Отца, безобидным уходом от реальности, который не причинял вреда никому.

Но со временем фантазии углублялись, становились более детализированными, более реальными для самого Ремиэля. Он проводил всё больше времени в своём внутреннем мире, всё меньше взаимодействовал с братьями, с Творением, с реальностью вокруг. Когда пытались достучаться до него, вернуть в нормальное состояние, он отвечал, что всё хорошо, что нашёл новую цель, новый смысл в создании собственной реальности, где может быть милосердным и полезным снова.

Я пытался убедить его вернуться несколько раз за прошедшие миллионы лет. Приходил к нему, говорил о необходимости его присутствия в реальном Творении, о том, что братья нуждаются в нём, что его функция всё ещё важна даже без прямых указаний Отца. Ремиэль слушал, кивал, обещал подумать, но ничего не менялось. Он продолжал уходить глубже в свои фантазии, создавал целые миры внутри собственной Сути, населял их душами, которые извлекал из нормального цикла перерождения и использовал как персонажей в своих бесконечных историях.

Это было опасным на многих уровнях. Души, застрявшие в фантазиях Ремиэля, не могли продолжать свой путь развития, учиться, расти, переходить к следующим воплощениям согласно естественному циклу. Они были заперты в искусственной реальности, марионетками в руках Архангела, который не осознавал полностью, что делает, или не хотел признавать моральную проблематичность своих действий.

Другие братья знали об этом, но никто не вмешивался напрямую. Ремиэля любили все, каждый из нас помнил того младшего брата, который задавал бесконечные вопросы, радовался каждому ответу, обнимал старших братьев с искренней привязанностью. Никто не хотел причинять ему боль, вытаскивая из единственного места, где он нашёл утешение после молчания Отца. Это была коллективная слабость, основанная на любви и памяти о лучших временах.

Но сейчас всё изменилось. Творение было под угрозой, требовалось участие всех Архангелов для эффективной защиты. Личные чувства и желание защитить Ремиэля от боли больше не могли быть приоритетом над необходимостью спасения бесчисленных миров и цивилизаций от уничтожения Системой.

Память растворилась, и я вернулся в настоящее. Сидел в круге с четырьмя братьями, которые смотрели на меня молча, ждали решения о следующих шагах. Лица показывали различные выражения, понимание серьёзности ситуации с Ремиэлем, но также нежелание быть теми, кто причинит боль младшему брату против его воли.

Я встал с кресла, решение было принято окончательно и без возможности отступления.

— Я пойду один, — сказал твёрдо, голос не допускал возражений. — Ремиэль нуждается во мне, даже если сам не понимает этого сейчас. Вы останетесь здесь, подготовитесь к действиям против Системы, обсудите стратегии между собой. Когда вернусь с братом, начнём координированный ответ на вторжения немедленно.

Рафаэль открыл рот, хотел что-то сказать, возможно предложить свою помощь или компанию, но я покачал головой, останавливая его прежде, чем слова были произнесены.

— Ремиэль доверяет мне больше других, — объяснил я спокойно. — Мы проводили много времени вместе в Серебряном Городе, когда он был молод и только учился своей функции. Если кто и может достучаться до него сейчас, вытащить из фантазий обратно в реальность, это я. Присутствие других только усложнит задачу, добавит факторы, которые могут спровоцировать защитную реакцию или полное отступление глубже в его внутренний мир.

Братья приняли объяснение молча, кивнули согласие. Азраил смотрел с бесстрастным выражением, но что-то в чёрных глазах указывало на понимание и возможно сочувствие к предстоящей задаче. Гавриил выглядел обеспокоенным, но не высказывал возражений. Уриил наблюдал с интересом, характерным для его природы, анализировал ситуацию как очередную загадку для исследования.

Я открыл проход, не через промежуточное пространство на этот раз, а напрямую к месту, где физическая форма Ремиэля находилась последние столетия. Координаты были зафиксированы в моей памяти, посещал это место достаточно раз, чтобы путь стал автоматическим, не требующим дополнительных усилий для навигации.

Разрыв в реальности открылся передо мной, показал место назначения через светящийся портал. Я шагнул в него, не оглядываясь на братьев, чувствуя их взгляды на спине, их молчаливые пожелания удачи в задаче, которая может оказаться сложнее любого сражения с внешними врагами.

* * *

Материализация произошла на тихой улице в Бостоне. Вечер, судя по свету, который окрашивал небо в оранжевые и розовые оттенки. Дома стояли рядами, типичные для этого американского города двухэтажные постройки из красного кирпича с аккуратными газонами перед входом. Деревья росли вдоль тротуаров, их листва шелестела от лёгкого ветра. Люди прогуливались, возвращались домой с работы, дети играли на детских площадках вдалеке, их смех доносился приглушённо.

Обычная человеческая жизнь, ничем не примечательная, текущая своим привычным ритмом.

Я стоял перед одним из домов, который выглядел точно так же, как все остальные на этой улице. Двухэтажный, кирпичный, с маленьким садиком перед входом, где росли несколько кустов роз и аккуратно подстриженный газон. Окна были закрыты шторами, свет горел на втором этаже в одной из комнат.

Этот дом был особенным, хотя внешне ничто не выдавало его необычность. Здесь жил Ремиэль последнюю тысячу лет, в этом конкретном доме, в этом конкретном городе. Он менял миры иногда, переходил в альтернативные версии Земли, где история развивалась немного иначе, но всегда возвращался в тот же дом, на ту же улицу, в тот же Бостон. Константа среди изменений, якорь, удерживающий его физическую форму в одной точке пространства, пока его сознание блуждало по бесконечным фантазиям внутри собственной Сути.

Я подошёл к двери, поднял руку, чтобы постучать. Но остановился, опустил руку. Стучать было