Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

Дантонист Бурдон из Уазы[170], который почти так же открыто выступал против Робеспьера, как и Лекуантр, тоже околачивается неподалеку от этой компании – притом что у него есть и свои собственные планы. Диктуя завещание нотариусу, он поклялся убить Робеспьера прямо в зале Конвента. Несомненно, он намеревается устроить из этого целое представление, поскольку планирует предварительно облачиться в забрызганную кровью одежду, в которой он брал штурмом Бастилию, и изрешеченную пулями шляпу с перьями, которую надевал, отправляясь в бой против повстанцев Вандеи. В качестве непосредственного орудия убийства он намерен использовать свою окровавленную саблю.

Насколько серьезным является подобный план? Заговор Лекуантра – секрет полишинеля в Конвенте, и Робеспьеру сообщили о его существовании более месяца назад. Возникает вопрос, действительно ли, несмотря на их браваду, Лекуантр или Бурдон справятся с этой задачей. Малодушное поведение Лекуантра[171] на вчерашнем заседании Конвента говорит о том, что он не является записным убийцей тиранов, каковым сам себя воображает. В самом деле, любопытно, что же он станет делать после того, как, расположившись в приемной, допишет предупредительную записку в КОС, – раз уж не смог пробиться внутрь, чтобы сказать обо всем лично. Будет ли он продолжать участвовать в заговоре? Или просто отправится домой, уляжется в постель и натянет простыню на голову?

2:30

ЗАЛ СОВЕЩАНИЙ КОС, ДВОРЕЦ ТЮИЛЬРИ

Атмосфера за зеленым столом по-прежнему устрашающе напряженная. Сен-Жюст продолжает корпеть над своим докладом на сегодня, в то время как другие члены комитета занимаются рутинными делами. Клерки КОС имеют обыкновение около 2 часов ночи приносить в комнату комитета большую стопку документов на подпись[172]. Рутинная работа комитета должна продолжаться несмотря ни на что. Идет война, и ее нужно выиграть.

Рисунок 2. Приказ Комитета общественного спасения о вызове Лекуантра, нотариуса, 9 термидора (AFII 47 pl. 363, pi. 31)

Комитет, однако ж, получил наспех нацарапанное письмо Лекуантра о его брате – и отправил за автором гонца[173]. Обеспокоенность Лекуантра поведением Анрио побудила их издать еще один приказ и вызвать одного из двух командиров парижской жандармерии, Жана Эмара, – проверить, можно ли будет на него положиться грядущим днем, если события станут разворачиваться по худшему сценарию. Это подходящая кандидатура, не в последнюю очередь потому, что между Эмаром и командиром НГ Анрио довольно натянутые отношения. В самом деле, Эмар едва оправился после своего краткосрочного пребывания в тюрьме, куда недавно угодил из-за допущенных в бухгалтерских расчетах ошибок, за которые ухватился Анрио. Все еще стремясь снискать расположение коллег, Сен-Жюст ставит свою подпись под этим приказом, который ему подали. Эмоции, бушевавшие всего час или около того назад, утихают – это позволяет объединенным комитетам действовать более активно. Планы начинают приводиться в исполнение.

2:00–3:00

ПОИСКИ ТАЛЬЕНА: УЛИЦЫ ПАРИЖА

Весь город охвачен стихийным политическим движением. Пугающая расплывчатость вчерашних угроз Робеспьера расшевелила весь политический спектр общества. Та сила, которая окажется в состоянии удержать Робеспьера от реализации уже, похоже, окончательно принятого им плана, может задействовать изрядный накопленный потенциал. Дров много, но найдется ли спичка? Кажется, этой спичкой суждено стать Тальену. На кону стоит жизнь его возлюбленной Терезы Кабаррюс, а также его собственная.

Тальен – человек хладнокровный, и ранее вечером его видели в театре. Но теперь, вот уже в течение некоторого времени, он под покровом темноты курсирует по улицам Парижа – наведываясь в дома потенциальных союзников. Его задачу облегчает то, что апартаменты депутатов преимущественно сконцентрированы в одном районе[174]. Большинство расположены в окрестностях дворца Тюильри и Пале-Рояль, а также вдоль улицы Сент-Оноре.

Стучась то в одну дверь, то в другую, Тальен расширяет диапазон своих привычных контактов: помимо ключевых монтаньяров, он наносит визиты и представителям «равнины», и центристам, и даже правым депутатам, которые до недавних пор сопротивлялись любым попыткам завлечь их в лагеря жирондистов или монтаньяров. Он почуял, что Робеспьер видит в этих людях своих союзников: завтра они смогут помочь ему в борьбе против бывших коллег-монтаньяров. Тальен хочет добраться до них первым.

Тальен связался с тремя наиболее высокопоставленными и уважаемыми депутатами из этой части политического спектра, а именно с уроженцем департамента Ардеш Буасси д’Англа, прованским каноническим адвокатом Дюран-Майяном и бывшим бретонским парламентарием Паласн-Шампо. Все они могут похвастаться участием в национальной политике начиная с 1789 года – и все дорожат своей политической независимостью. За последние два года возникло столько готовых перегрызть друг другу глотку политических группировок, что кажется заведомо неправдоподобным, будто такие люди когда-либо могут оказаться на одной стороне с кем-то вроде Тальена. Они всегда ощущали себя ближе к Робеспьеру, чем к демагогам в стиле Тальена. После чистки жирондистов в июне 1793 года около 73 депутатов написали резкое письмо с выражением протеста. Революционное правительство немедленно заключило их в тюрьму, и «семьдесят три»[175], как их теперь называли, по-прежнему находятся там. Тем не менее Робеспьер категорически отверг призывы левых судить этих людей Революционным трибуналом (а затем, без сомнения, отправить их на гильотину[176]). Многие из томящихся в заточении депутатов чувствуют, что их жизнь в известной степени зависит от способности Робеспьера удерживать парижское народное движение под контролем, и пишут ему письма с выражением признательности[177], притворной или нет. Робеспьер подыгрывает этому: он словно затычка в дамбе, сдерживающей потоки анархии и народного насилия. Таким образом, понятно, что Буасси д’Англа и его друзья опасаются, что с уходом Робеспьера баланс сил сместится сильно влево – после чего в зоне риска окажутся не только «семьдесят три», но и они сами. Буасси д’Англа только-только едва не угодил в тюрьму за компанию с «семьюдесятью тремя» и чувствует себя беззащитным. В довольно бессвязной части своей вчерашней речи Робеспьер, похоже, дистанцировался[178] от какой-либо ответственности за судьбу «семидесяти трех». Это может быть связано с тем, что он знает, что члены КОБ Амар и Жаго недавно навестили многих заключенных и пообещали улучшить условия их содержания.

Таким образом, переход из одного лагеря в другой и предательство по отношению к Робеспьеру могут показаться опасным вариантом для таких депутатов, как Буасси д’Англа; и Тальен прекрасно понимает это. Но, по крайней мере, в их лояльности Робеспьеру отсутствуют хоть сколько-нибудь теплые чувства: любая поддержка, которую предлагают ему люди из «равнины» и правых, строго инструментальна и не сопряжена ни с какими личными симпатиями. Робеспьер нужен был им для того, чтобы оградить себя от чего-то куда худшего, чем он сам. Из этого следует, что они в состоянии совершенно беспристрастно отнестись к смене тактики, будучи уверенными, что положение Робеспьера меняется. Для них не впервой тщательно взвешивать свои силы и возможности. Фуше вот уже несколько недель ходит к депутатам и говорит им: «Вы в списке! Я тоже!»[179] Он и другие размахивают предполагаемыми списками депутатов, которые должны быть переданы Революционному трибуналу, и утверждают, будто списки эти были получены от источников, близких к Робеспьеру. В этих (вполне возможно, полностью сфабрикованных) перечнях фигурируют не только пять или шесть имен, упомянутых Кутоном, но и до 50 других. Возможно, Фуше прямо сейчас агитирует на улицах, ссылаясь в качестве аргумента на вчерашнее поведение Робеспьера.

Робеспьер, говорит Тальен своим собеседникам, становится все более опасным и непредсказуемым. Большинство депутатов, вероятно, не знают, насколько далеко он отстранился от участия в делах КОС, но они наверняка отметили его долгое отсутствие в Конвенте. Это беспокоит депутатов, поскольку он не выглядит больным[180]: газеты сообщают, что он постоянно посещает Якобинский клуб и выступает там, – на самом деле сейчас он выступает там больше, чем когда-либо прежде. Кроме того, на тамошних собраниях он и Кутон по неясным