Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

подвергнуты унизительным ограничениям (хотя одной из характерных особенностей «безумного халифа» стало периодическое чередование периодов гонений на инаковерующих с периодами проявления к «кафирам» относительной терпимости). Желая повсеместно внедрить принципы строгой исламской морали, Хаким, если верить некоторым источникам, якобы, переодевшись нищим, бродил ночами по улицам столицы Миера, подслушивая разговоры своих подданных, чтобы уличить их в несогласии с данными им установками и в нарушении таковых (впрочем, подобное поведение приписывали еще аббасидскому халифу Харуну ар-Рашиду – другу правителя франков Карла Великого, а до него – древним римским императорам Гаю Калигуле и Клавдию Нерону). Уличенных в нарушении установленных халифом правил праведной и благочестивой жизни (особенно женщин нескромного поведения) ожидали суровые кары. Запрещалось пить вино, уничтожались виноградники. Все чаще заключались под стражу и предавались жестоким казням признанные виновными в «неблагочестии» представители высшего сословия. Постепенно весь Миер погрузился во мрак государственного террора.

Наведя, по его мнению, порядок среди своих подданных-мусульман, аль-Хаким в 1009 году взялся за христиан. И совершил нечто, воспринятое всеми христианами как крайняя степень кощунства и нечестия, обрушив свой гнев на главную святыню Иерусалима – Храм Святого Живоносного Гроба Господня, возведенный на месте упокоения Иисуса Христа и потому почитаемый всем Христианским миром. Стремясь продемонстрировать всему свету неоспоримое превосходство ислама над верой «назареев», аль-Хаким повелел снести церковь Гроба Господня до основания. Христианский мир был вне себя от возмущения и праведного гнева. В предшествующие годы Ромейской Василии удалось установить с Фатимидским халифатом хорошие отношения, но с осквернением Гроба Господня аль-Хакимом ситуация резко ухудшилась. Отношения между двумя державами стали более чем прохладными. В результате аль-Хаким оказался вынужденным умерить свой религиозный пыл. Однако в период его правления произошли и иные события, приведшие на этот раз к очередному разделению измаилитского движения. В 1017 году группа неких старцев-шейхов – людей святой жизни – прибыла в Миер из Ливана. В своих проповедях эти люди заявляли, что аль-Хаким – не просто святой человек, как они, но и поистине божественная личность. Подобные заявления представлялись многим подданным аль-Хакима кощунственными. И, хотя «безумный халиф» никогда не выражал публично свое согласие с проповедуемым пришельцами в Миер из Ливана явно еретическим учением, включая утверждение о его, халифа, божественности, сам факт подобной проповеди, вероятно, не мог не возмутить, по крайней мере, часть подданных аль-Хакима.

На улицах Каира вспыхнули направленные против нового учения беспорядки. Главный проповедник кощунственной ереси – Мухаммед ибн Исмаил Наштакина ад-Дарази – был вынужден, спасая свою жизнь от возмущенных египтян, бежать обратно в свой родной Ливан. Тем не менее, аль-Хаким был обречен на гибель. Как-то он по своей давней привычке решил прогуляться в полном одиночестве по улицам ночного аль-Кахиры (или выехал за город) и пропал без вести. Больше никто его никогда не видел и ничего о нем не слышал. Исчезновение «безумного халифа» произошло в 1021 году. Вероятнее всего, он был убит (как утверждал, в частности, Джувейни), но труп его так и не был найден, что дало почву для появления и распространения самых невероятных слухов. Между тем еретик Дарази, спасшийся бегством из Египта, укрылся со своими последователями в Ливанских горах. Его последователи, названные в честь него «друзами» верили и утверждали, что аль-Хаким «скрылся из вида», ушел из мира сего в мир иной, мир оккультный, скрытый, мир потусторонний. Что он вовсе не умер, но непременно вновь явит себя меру сему, когда настанет предназначенный для этого день, став провозвестником конца света. Короче, что аль-Хаким стал из «открытого» имама вновь имамом «скрытым», со всеми вытекающими из этой трансформации последствиями. Основанная Дарази секта «друзов» (именовавших себя «мувахиддун» – «единобожники», или «ахль ат-таухид»– «люди единобожия», широко практиковавших такийю и веривших, в частности, в переселение душ) была крайне засекреченным сообществом (весьма сходным, в плане этой своей крайней засекреченности, с будущим братством низаритов), чьи учение и верования хранились ее членами в строжайшей тайне от «внешнего» мира. Но важность феномена друзов заключается еще и в том, что их возникновение стало очередным примером схизмы, расколовшей как исламский мир вообще, так и мир измаилитский – в частности, в большей степени, чем схизмы, разделявшие «умму» в ранние годы ислама.

А также внесли путаницу в представления историков, как современников «друзского раскола», так и живших позднее, многие из которых даже путали и смешивали друзов с низаритами.

Однако одними только друзами дело не кончилось. В правление аль-Хакима продолжали возникать все новые «неправильные» измаилитские течения. Измаилитское движение все больше утрачивало единство и сплоченность. Споры между его толками шли, например, вокруг явного противоречия. Как можно было примирить эзотерическую, скрытую («батин») природу измаилитской веры, ее доктрину о скрытом для «непосвященных» содержании священного Корана, и факт «скрытого» существования измаилитского имамата, с сохранением цепи имамской преемственности, на протяжении столь продолжительного времени – последних десятилетий VIII и всего IX века, безо всяких доказательств, должного восприниматься исключительно на веру – ставил под сомнение возможность подтвердить его истинность посредством разума, а не подобной слепой и нерассуждающей веры. Многие измаилиты отказывались признавать истинность происхождения Фатимидов от Али ибн Абу Талиба и, соответственно, законность их халифской власти. Ситуация усугублялась тем, что Фатимиды никогда не пользовались широким признанием в землях, составлявших самое «сердце», самое «ядро» мусульманского мира – например, в Ираке и Иране – причем, даже признанием существовавших в этих землях полулегально или нелегально измаилитских общин. В силу всех этих причин власть Фатимидов, несмотря на все их притязания, никогда не была верховной, общепризнанной и абсолютной.

Тем не менее, в годы правления непосредственных преемников «безумного халифа» аль-Хакима казалось, что великая мечта Фатимидов близка к осуществлению, как никогда. В 1058 году сам Багдад – гордая столица Аббасидов – оказался во власти тюркского военачальника, симпатизировавшего измаилитскому делу, и большую часть указанного года город – по крайней мере, номинально – принадлежал измаилитам. Однако этот успех оказался временным. Багдад всегда был, прежде всего, суннитским (проживавшей в его стенах шиитской общине, временами удавалось жить в относительной гармонии с суннитским большинством жителей столицы Аббасидов, однако такие периоды мирного существования часто прерывались периодами гонений на шиитов), и факт принятия узким правящим слоем шиитского вероисповедания не имел особого значения для основной массы жителей Багдада.

Между тем, в жизнь исламского мира властно вступила новая, могущественная сила. Точнее говоря, могущественная сила, присутствовавшая в «дар-аль-исламе» уже на протяжении столетий, приобрела в исламском мире столь большое значение, которого до тех пор не имела. Это были уже упоминавшиеся нами ранее тюрки. Первые исторические свидетельства о тюрках датируются VI веком