Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

По пути Хасан вступал в религиозные прения со сторонниками суннитского течения ислама и однажды был за это насильно изгнан за пределы города, избранного им в качестве временного пристанища. Затем он продолжил свое странствие через города Мосул и Дамаск. Убедившись в невозможности продолжить свой путь через Палестину из-за постоянных военных столкновений между войсками Фатимидов и Сельджуков, он повернул к средиземноморскому побережью и сел в приморском городе Кайсарии (Кесарии, или Цезарее) на корабль, шедший в Миер.

Хасан ибн Саббах провел в столице измаилитского Миера – аль-Кахире – несколько лет, поднаторев в риторике (искусстве говорить) и в диалектике (искусстве спорить, находя противоречия в аргументации оппонентов). Он научился у египетских измаилитов и искусству вербовать сторонников. Словом – приобрел необходимые ему знания и навыки «даиса». Тем не менее, об этих нескольких годах обучения Хасана в фатимидском Миере нам известно очень мало. Он, несомненно, встретил радушный прием у своих тамошних единоверцев, включая власти предержащие, с уважением относившихся к его влиятельному благодетелю ибн Атташу – главному измаилитскому «даису» на территории Ирана, однако, ни разу не удостоился приема у тогдашнего фатимидского халифа-долгожителя аль-Мустансира (или аль-Мустазхира), правившего с 1032 по 1094 год.

На основании дошедших до нас весьма скудных данных, трудно узнать что-либо еще о «стажировке» ибн Саббаха в Миере. Тем не менее, можно предположить, что от столь проницательного и умного, невзирая на свою молодость, человека, не укрылся очевидный закат звезды Фатимидов, подтверждаемый все новыми успехами сельджуков в борьбе с египтянами. Высоко в духовной иерархии Фатимидского халифата Хасан не поднялся.

Молодому, но честолюбивому не по годам начинающему религиозному деятелю стало совершенно ясно, что Фатимидский халифат измаилитов, переживший пик своего развития, дряхлеет и слабеет. Фатимиды уже утратили свои владения в Северной Африке (в частности, Тунис), уступили остров Сицилию воинственным «франкам»-норманнам, а многие свои владения в Сирии – сельджукам. Провести жизнь, ратуя за египетского халифа, означало согласиться на горькую судьбу безвестного мученика. Хасану необходимо был идти своим путем. Для достижения успеха молодой зилот-измаилит готов был использовать фатимидского халифа, но не наоборот.

О пребывании Хасана в Миере сохранился исторический анекдот, согласно которому Хасан рассорился с халифским визирем до имени Бадр аль-Джамали, бывшим, судя по всему, своего рода «серым кардиналом» и реальным носителям верховной власти в Фатимидском халифате. Достоверность этого исторического анекдота представляется весьма сомнительной. Скорее всего, он был сочинен задним числом, в попытке объяснить позднейший, произошедший несколько лет спустя, разрыв между Египтом и Хасаном. Тем более, что, если верить Джувейни, Хасана невзлюбил совсем другой египетский вельможа – эмир (амир) аль-Джуюш. Как бы то ни было, Хасану пришлось, спасая свою жизнь, бежать из Миера на «франкском» корабле, который буря понесла к берегам Сирии, где, по воспоминаниям Хасана, с ним случилось чудо. Видимо, он стал жертвой кораблекрушения, но благополучно добрался до берега, Хасану, вероятно, пришлось продолжать свой путь домой по суше, через Сирию. В 1081 году он, наконец, добрался до Исфагана.

Годы, проведенные на «стажировке» в Миере, несомненно, убедило ибн Саббаха в бесперспективности упований на помощь иранским измаилитам со стороны измаилитов египетских, явно не способных справиться со своими собственными трудностями и проблемами. Иранским измаилитам надлежало самим позаботиться о себе, не надеясь на помощь извне, от иноземных собратьев по вере.

Звездный час Хасана ибн-Саббаха еще не наступил. По возвращении из Миера в Иран, он провел почти десять лет в странствиях по родной стране, страстно, убедительно и с большим успехом проповедуя измаилитское учение. В ходе своих странствий молодой «даис» мог убедиться в могуществе сельджуков. Эти завладевшие Ираном воинственные тюрки были весьма многочисленны, обладали превосходными военными навыками и бойцовскими качествами. Вдобавок ко всему, сельджуки, как уже говорилось выше, были ярыми приверженцами суннитского течения в исламе. В сочетании эти качества сельджуков представляли собой огромную угрозу для измаилитского дела. Однако тюрки были слишком могущественны для того, чтобы измаилиты могли осмелиться помериться с ними силами в открытом бою. В случае открытого вооруженного столкновения победа, при подобном неравенстве сил, несомненно, осталась бы за сельджуками. Это прекрасно понимал Хасан ибн Саббах, остававшийся, несмотря на всю грандиозность своих планов, человеком сугубо практичным и трезвым, никогда не испытывавшим «головокружения от успехов». Странствуя по закабаленному сельджуками Ирану с проповедями и вербуя новых адептов измаилизма, он не прекращал размышлять о возможных путях к победе над сельджуками, к устранению сельджукской угрозы проповедуемому им «единственно верному учению».

Не приходится сомневаться в том, что, наряду с другими выдающимися качествами, Хасан обладал талантом прирожденного стратега и тактика. Понимая, что в неизбежной грядущей схватке с суннитами-сельджуками сила будет на их, а не на его стороне, Хасан обдумывал, какие средства, кроме военной силы, могли бы ему помочь уравнять шансы и исправить положение. Разъезжая с проповедями по Ирану, он попутно расширял свои познания о географии этой страны. Иран богат обширными равнинами, как бы самой природой предназначенными для действий многочисленной сельджукской конницы. Биться с сельджуками в равнинной местности, да еще при их подавляющем численном превосходстве, было бы для измаилитов равнозначным коллективному самоубийству.

Но было в Иране и много гористых областей. Построенные там в стратегически важных пунктах крепости и селения могли стать неприступными и недосягаемыми для сельджукских нападений. Трудность доступа к этим областям и трудности проникновения в них стала бы непреодолимым препятствием даже для многократно превосходящих сил сельджуков. В подобной природной среде численное превосходство не только оказалось бы сведенным на нет, но даже создало бы дополнительные трудности. Ибо необходимость кормить многочисленные войска вызывала бы огромные проблемы в области обеспечения бесперебойного продовольственного снабжения. С учетом всех этих обстоятельств, Хасан принял решение поднять восстание против династии Сельджуков. У него были основания для оптимизма и надежда обрести немало сторонников. Как уже говорилось, тюрки были суннитами, в то время как значительная часть населения Персии-Ирана придерживалась шиитской версии ислама. Однако оппозиционные настроения иранцев по отношению к сельджукам объяснялись не только и не столько религиозными разногласиями. Персия по праву могла гордиться своим великим во всех отношениях прошлым. Память о нем жила среди коренного, иранского, населения этой части Сельджукского султаната (формально продолжавшего считаться «арабским Багдадским халифатом»), вследствие чего это население всегда исповедовала ярко выраженный персидский, или иранский, «национализм», «религиозным оформлением» которого, собственно говоря, и стал распространенный в Иране шиизм. Поставив себе на потребу этот иранский «национализм», Хасан, поощряя и дополнительно подогревая и без того распространенные среди его паствы антитюркские настроения, учил внимающих ему иранцев, что «тюрки не из детей Адамовых происходят, а некоторые называют