Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

примерно четыре тысячи метров над уровнем моря и более двухсот метров над основанием отвесной скалы, на которой было построено, которую как бы оседлало и в которую, казалось, уходило своими корнями. Крепость стояла в труднодоступной горной долине, крутые утесы по сторонам которой представляли собой дополнительные укрепления.

К воротам крепости вела только одна единственная, серпентинная, горная тропа, вившаяся среди огромных вертикальных скал, за которыми она часто не была видна. Небольшой гарнизон защитников «Орлиного гнезда» был способен, используя преимущества положения укрепления, успешно противостоять даже войску, превосходящему его численно в сто раз. В довершение ко всему, крепость располагалась в конце плодородной долины под названием Рудбар, с почвой, пригодной для сельскохозяйственной обработки, что позволяло производить и заготовлять, в мирное время, в большом количестве провизию для продовольственного снабжения крепостного гарнизона.

«Это была цитадель, входы и выходы которой, а также подступы и подходы были укреплены каменной стеной и покрытым свинцом крепостными валом» – писал Джувейни об Аламуте на момент его сдачи монголам. Справедливости ради, следует заметить, что таким он стал за столетия измаилитского владычества. Но ко времени появления под его стенами Хасана ибн-Саббаха, часть стен горной крепости заметно обветшала и нуждалась в ремонте..

Тем не менее, взять штурмом превосходно укрепленный, как людьми, так и природой, Аламут было практически невозможно. Если верить упомянутому нами выше иранскому летописцу Рашид ад-Дин Фазлуллаху ибн Абуль Хайр Али Хамадани, автору фундаментального исторического труда «Сборник летописей» («Джами ат-таварих»), монгольский хан Хулагу, после сдачи «Орлиного гнезда» изнуренными долгой осадой низаритами монголам в 1256 году, поднялся наверх для осмотра покорившейся ему твердыни, и «от величия той горы прикусил зубами палец изумления». Возможно, хан даже сказал своим спутникам, как впоследствии – соратник Наполеона генерал Каффарелли при сдаче французам главной крепости ордена иоаннитов-госпитальеров на острове Мальта: «Хорошо, что внутри были люди, чтобы открыть нам ворота!», или что-нибудь в этом роде. Но история об этом умалчивает…

Хасан был человеком умным, и понимал, что с имевшимися в его распоряжении силами крепость взять приступом не сможет. Однако даже самые мощные стены не устоят перед более изощренной тактикой. Хасан решил применить военную хитрость. Разработанный им план захвата Аламута был поистине шедевром стратегии. В 1090 году, за шесть лет др начала первго «вооруженного паломничества» западноевропейских «франков» в Землю Воплощения, «даис» начал приводить свой план взятия Аламута в действие. Первым делом он наводнил район, прилегавший к крепости, множеством «даисов», принявшихся усердно обращать в измаилизм тех представителей местного населения, которые до сих пор оставались незатронутыми измаилитской пропогандой. Сельджукский визирь – тот самый Низам аль-Мульк, который, согласно упомянутой выше легенде, якобы учился вместе с Хасаном в медресе, не на шутку встревоженный угрозой султанату, исходившей от Хасана (которого визирь считал «засланным казачком» – агентом египетских Фатимидов), разослал по державе грамоты-фирманы с приказом взять смутьяна под стражу. Однако Хасан бесследно исчез, как будто «растворился», и, добравшись неузнанным до Аламута, методично готовился овладеть этой горной твердыней.

Комендантом крепости Аламут был Алави Махду (а согласно Джувейни – Ал ид по прозвищу Махди – опять Махди!), назначенный на эту должность тогдашним сельджукским султаном Малик-(или Мелик-)шахом I. Поговаривали о его симпатиях и склонности к измаилизму. Так ли это было на самом деле, или нет, ведомо одному Аллаху. Скорее всего, нет. Но одного человека при всем желании недостаточно для удержания крепости, даже такой, как Аламут. Между тем, среди гарнизона подчиненной Алиду (чье имя одначает по-арабски «великодушный», «щедрый») крепости было немало измаилитов – «даисы» ибн Саббаха свое дело знали и даром хлеб не ели. Алави Махду был осведомлен об этом, но бессилен остановить процесс измаилитизации своего гарнизона. Хасан же, в соответствии со своим планом, внедрял в седу местного населения все больше своих проповедников-вербовщиков. Со своей стороны, это местное население явно симпатизировало измаилитскому делу. Во-первых, в надежде на успех этого дела, во-вторых – в надежде таким образом защитить интересы иранцев от поползновений тюркских захватчиков, завладевших иранскими землями. В сочетании с большими симпатиями населения региона к мусульманам-шиитам вообще, все вышеперечисленные факторы, в совокупности, не могли не обеспечить Хасану успеха.

Хасан перебрасывал в Аламутский регион все больше «даисов» из других частей Ирана, с каждым днем изменяя баланс сил все больше в свою пользу. Тем временем, распропагандированные им и его «даисами» воины аламутского гарнизона все настойчивей старались обратить в измаилизм и самого раиса-коменданта «Орлиного гнезда». Пытаясь как-то договориться с соблазнителями, комендант якобы сделал вид, что прислушался к их проповеди, но затем отправил всех соблазнителей из крепости вниз, в долину, закрыл за ними ворота и отказался впустить обратно. Но затем, поразмыслив, все-таки впустил выдворенных им незадолго перед тем измаилитов. Впущенные в крепость, они уже наотрез отказались покидать «Орлиное гнездо». Между тем, вместе с возвратившимися воинами 4 сентября 1090 года (по «франкскому» летоисчислению) в Аламут был тайно проведен Хасан ибн-Саббах. Какое-то время он скрытно прожил в Аламуте под именем Дикхуда. Пока не счел возможным раскрыть свое инкогнито. Поняв, какой опасный противник оказался в стенах вверенной ему султаном Малик-шахом I крепости, Алид-Алави обратился за помощью к воинам своего гарнизона. Но помощи от них не получил. Столь многие из них уже стали к тому времени измаилитами, что вряд ли горстка оставшихся невосприимчивыми к измаилитской пропаганде смогла защитить крепость от сторонников Хасана ибн-Саббаха. Измаилитским неофитом оказался даже заместитель коменданта. «Кругом измена, трусость и обман!»… Слишком поздно прозревший, Алид-Алави, оказавшийся во власти измаилитов, уже не мог ничего поделать. Отказавшись от какого бы то ни было сопротивления, Алави Махду сдал Хасану Аламут. Так неприступная твердыня перешла в руки назаритов без единого взмаха меча. Позднейшие историки изощрялись в описании ужасной казни, которой злополучный комендант был якобы подвергнут измаилитами. В действительности же все было совсем иначе. Злосчастному Алиду позволили покинуть Аламут с выданной Хасаном распиской – «чеком на предъявителя», адресованной видному султанскому военному чиновнику (и одновременно – тайному измаилитскому агенту) – раису (начальнику – В. А.) Музаф-фару Мустафи, коменданту расположенной в горах Эльбурса крепости Гирдкух (которой предпочитавший «поспешать, не торопясь», Хасан ибн Саббах овладел через шесть лет, в более благоприятной, по его мнению, для измаилитского дела обстановке) и одновременно – правителю североиранского города Дамгана. Явившись к раису, Алави Махду тотчас же получил, к своему удивлению, от раиса полагавшуюся ему за сдачу крепости плату в размере трех тысяч золотых динаров.

Существует, впрочем, и другая версия захвата Аламута, согласно которой семеро низаритских «даисов» (включая и Хасана ибн Саббаха) войдя в доверие к