Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов

Никто из шедших, казалось, на верную смерть измаилитов не сомневался в том, что в «заоблачной келье» своего «Орлиного гнезда» Хасан ибн Саббах беседовал со «скрытым» имамом, просто обязанным защитить защитников истинной веры.

«Туда б, в заоблачную келью,

В соседство Бога скрыться мне!..»

Темной октябрьской ночью 1092 года были быстро и бесшумно сняты сонные сельджуки– часовые, не успевшие даже поднять тревогу. И тут же началась беспощадная бойня. Одновременно с нападением на сельджукский стан извне отважился на вылазку гарнизон орденской крепости. В полной темноте, ошеломленные, застигнутые врасплох, тюрки, попавшие под двойной, комбинированный удар измаилитов (как со стороны долины, так и со стороны крепости), без толку метались между походными шатрами. Шум кровавой схватки доносился даже до «заоблачной кельи» Хасана ибн Саббаха.

Многократно превосходящее измаилитов по численности и вооружению, тюркское войско, оказавшись «между молотом и наковальней», было рассеяно и позорно разбежалось. Низариты не питали ни малейших сомнений в причинах своей очередной ошеломляющей победы – на этот раз уже в полевом сражении. Они были твердо уверены, что сельджукское войско было обращено ими в бегство по Божественному предопределению.

Успех предпринятых частью гонимых во всем Сельджукском султанате низаритов, поистине героических, оборонительных действий объяснялся проявленным гонимыми еретиками мужеством отчаяния. Для обеспечения дальнейших успехов своего казавшегося проигранным дела низаритам, по-прежнему сильно уступавшим своим недругам-сельджукам в численности, если они намеревались перенести военные действия из горных районов на широкие иранские равнины, было необходимо применить иной, новый подход, иную, новаторскую тактику. Немалым подспорьем измаилитам служило то обстоятельство, что позиции тюрок в регионе были по-прежнему крайне ненадежными. Тюрки были далеки, как никогда, от наведения порядка и достижения единства в своих рядах. Отдельные военные предводители сельджуков, постоянно враждовавшие друг с другом, хранили верность Малик-шаху I чисто номинально и обычно действовали без оглядки на него, самостоятельно, в своих собственных узко-эгоистичных интересах. Многие области все еще были охвачены волнениями, то и дело перераставшими в открытые восстания и мятежи. Сочетание этих факторов делало и без того раздробленный на множество отдельных владений регион все менее централизованным и все менее послушным верховной власти султана (и уж тем более – практически бессильного багдадского халифа). Многие местные тюркские военные вожди достигли внушительного могущества, и, в случае насильственной ликвидации этих «сильных личностей» на их территориях воцарился бы и вовсе неописуемый хаос. Малик-шаху был нужен великий султанат, Хасану ибн Саббаху «со товарищи» – великие потрясения…

С учетом внутренней слабости султана Малик-шаха I и шаткости его положения, вождь «эзотериков» сделал выбор в пользу совершенно необычной политики и тактики. Неподалеку от Рея находился небольшой город под названием Сава, или Савэ, в котором имелась измаилитская община (они были в то время повсюду). Группа измаилитов собралась послушать проповедь, но была разогнана сельджукскими властями. Эта группа намеревалась обратить в измаилизм муэдзина (служителя, созывающего с минарета мусульман на молитву-намаз) местной мечети, отказавшегося, однако, прислушаться к их доводам и внять их уговорам. Опасаясь, что жестоковыйный муэдзин может выдать властям все, что знает об общине и ее деятельности, измаилиты решили убить потенциального доносчика. Муэдзин был заколот кинжалом. Его убийца, измаилит по имени Тахир, был схвачен властями, подвергнут пыткам, а затем – жестокой казни по приказу самого Низам аль-Мулька. Изувеченный труп казненного «еретика»-измаилита протащили по улицам города и выставили для всеобщего обозрения на рыночной площади – майдане – Савы. Таков был первый акт драмы, переполненной интригами, убийствами и казнями и не сходившей с подмостков истории в течении двух последующих веков.

До сих пор не совсем ясно, когда именно это произошло. Возможно – еще до того, как Хасан ибн Саббах овладел Аламутом. Обстоятельства убийства муэдзина говорят скорее в пользу версии об убийстве, совершенном спонтанно, в панике, вызванной страхом скорого разоблачения, чем в пользу версии о хладнокровно спланированном и осуществленном террористическом акте. Куда больше ясности существует относительно гораздо более драматичной и вызвавшей куда больший общественный резонанс измаилитской акции, произошедшей вслед за тем. Визирь (и в то же время – «атабек» при Малик-шахе I) Низам аль-Мульк был, как уже неоднократно говорилось, хотя и персом по происхождению, но заклятым врагом Хасана и носителем реальной власти в Сельджукском султанате. Кроме того, он был нещадным критиком и обличителем измаилитов, клеймившим их как отъявленных еретиков и говорившим о них, что от века не бывало более зловещего, извращенного, диковинного сонмища, чем эти люди, злоумышляющие, за стенами своих крепостей, против государства и стремящиеся разрушить религию…

С точки зрения Хасана, подобными заявлениями визирь сам подписал себе смертный приговор. Персидский историк Рашид ад-Дин в своем историческом труде вложил в уста Хасана ибн Саббаха слова, произнесенные им с крыши своей «заоблачной кельи» перед собравшимися в Аламуте «фидаинами» и как бы предвосхищавшие слова короля Англии Генриха II Плантагенета, фактически призвавшего своих подданных избавить его от непокорного архиепископа Кентерберийского Фомы, или Томаса, Беккета: «Кто из вас пресечет в этом государстве вред, исходящий от Низама аль-Мулька, нашего главного врага? Убийство этого шайтана (сатаны, то есть беса, нечистого духа – В. А.) предвосхитит райское блаженство (уготованное смельчаку, который это убийство совершит – В. А.)». Не успел «худжа» спуститься с крыши своей кельи, как из толпы собравшихся перед ней «фидаинов» вышел желающий привести в исполнение смертный приговор даже ценой собственной жизни, преклонил колени пред Хасаном и получил от того благословение.

Низам аль-Мульк сопровождал своего султана и «приемного сына» (ибо титул «атабека», полученный им от предыдущего султана, делал визиря «приемным отцом» и «опекуном» Малик-шаха I) в поездке по западной Персии. В ходе их пребывания там, в селении Сахна близ нынешнего Тегерана (а по другой версии – в городе Исфагане), 16 октября 1092 года, неизвестный – как впоследствии выяснилось, измаилит по имени Бу (или Абу) Тахир Аррани, – молниеносно подскочил к носилкам визиря, в которых тот направлялся, после приема у султана, в свой гарем (он все и вся возил с собой). Совершенно внезапно для явно расслабившейся стражи, охранявшей носилки «атабека», он подскочил к возлежавшему на них визирю и, глубоко вонзив в его тучное тело острый, как бритва, и смертоносный, как змеиное жало, кинжал, убил его на месте (то ли одним, то ли, согласно иной версии, тремя ударами). Согласно другой версии, визирь, решивший размять ноги после аудиенции, шел пешком, но сути дела это не меняет. Убийца – «ассасин» в полном смысле этого слова, с «франкской» точки зрения – был специально отобран для выполнения своей миссии.