Чёртов угол - Алексей Александрович Олейников

– Твою ж бабушку. – Никита выплюнул щётку, утёрся. Взял тяпку из угла, которой лук пропалывал, оббил присохшую грязь. Вышел. Осторожно подкрался к туалету и открыл дверь.

Внутри не было ничего необычного, за исключением того, что вся туалетная бумага была размотана и аккуратно развешана по стенам. Никита задумку неизвестного декоратора не оценил. Вернулся, ругаясь, к дому.

Кто бы мог так дурить в деревне? Обычно Никита назвал бы себя с Вадиком и на этом остановился. В Гуляй-Горе местных оставалось немного, дворов десять, и из них они с Вадиком самые старшие. А остальные дома давно выкупили дачники-москвичи и привозили детей на лето, но там все мелкие. К тому же сюда ещё добраться надо. Нет, тут кто-то другой.

Никита, не выпуская тяпку, вернулся в дом и заглянул в дедову комнату. Комод был аккуратно поставлен вверх ногами в центр комнаты. На нём лежало зелёное клетчатое полотенце, которого Никита у деда не помнил напрочь. Посредине полотенца стояло пыльное белое блюдце, на блюдце – серый камешек и фигурка лего. Мальчик осторожно постучал тяпкой по комоду. Тот отозвался глухим деревянным стуком. Никита приблизился. Это было их блюдце, дед наливал туда молоко и ставил в угол, хотя кошки у них не было. На вопрос внука «Зачем?» говорил – мол, соседушку покормить. Вряд ли дядя Лёша Мурашёв или баба Таня приходили лакать из этого блюдца. И лего он помнил, года два назад набор дед подарил. Там был вертолёт, который таскал сейф на пластиковом тросе, и несколько фигурок.

Никита и забыл про него. Ладно туалет, но хлеб и молоко? А сушки, которые он сжёг? И как ночью могли переставить комод так, чтобы он ничего не услышал? И главное – зачем?

Ему стало страшно – просто оттого, что он никак не мог найти разумного объяснения происходящему. Но страх схлынул, и пришла злость.

– В жопу, – решительно сказал Никита. – Идите вы все в жопу. Не поверю я в вашу чертовщину.

В дверь постучали, и мальчик чуть не выронил тяпку. Перехватил поудобнее, вышел на крыльцо. Он был готов увидеть вчерашних бандитов, зоотехника из «Веснушкиных лугов», Вадика (кстати, где его носит?), участкового, похоронного агента, говорящего кота с золотой цепью на груди. Но у крыльца переминался и нервно озирался священник. За воротами стояла его старенькая бежевая «Лада». Да это просто дом открытых дверей! Никита выглянул на улицу.

– Здрасьте, батюшка, – сказал он растерянно. – Вам тоже надо?

Священник покосился на тяпку в его руках. Был он молод, и двадцати пяти нет, голубоватые глазки ласково и близоруко смотрели сквозь круглые маленькие очки. Ветер колыхал мягкую курчавую бородку. Вопрос сбил его с толку.

– Доброе утро… Никита. Мы не знакомы… Я отец Власий… Что мне надо?

– Ну так… – Мальчик не знал, можно ли говорить с священником про колдунские дела, поэтому на всякий случай решил изъясняться намёками. – За чем сюда народ едет…

– За мёдом? Мёду можно было бы, да, – обрадовался батюшка.

Никита задумался, мысль его заработала в практическую сторону. У деда ещё литров пять майского сбора осталось. И чай как раз вскипел. Деньги не лишние.

– Заходите, попробуете, – предложил мальчик. – Вам какой чай?

– Зелёный. Может, есть жасминовые жемчужины? Улун?

– У нас только чёрный, – сказал Никита. – Краснодарский.

Отец Власий вздохнул, усаживаясь на продавленный кухонный диванчик.

– Давай чёрный, Бог терпел и нам велел.

Никита подставил перед ним дымящуюся чашку, в которой, кружась, плавали чаинки, палочки и ещё какой-то явно целебный по виду сбор. Придвинул блюдце с мёдом. Отец Власий взялся за чашку, осторожно отпил. Глаза его затуманились – то ли от пара, то ли от нахлынувших чувств. Святой человек взял ложечку, набрал каплю мёда, поднял, глядя на тягучую золотистую нить.

– Так вот я зачем пришёл…

– Сушку? – дружелюбно перебил Никита.

Отец Власий вздрогнул, закивал. Оставил мёд и взял ближайшее хлебобулочное. Рука у него была маленькая, почти женская, а пальцы тонкие и изящные.

– Да, спасибо. – Он задумчиво постучал по столу. – Так вот я о чём…

Никита с интересом уставился на священника. Сушка мелькала в его пальцах.

– Я насчёт дедушки твоего. Соболезную, конечно же. Я его не знал близко, но, говорят, хороший человек был. И крещёный, кажется.

Никита вспомнил вымпел за победу мотобригады номер два в красном углу дедовой комнаты.

– Возможно.

– Думаю, был. Время такое, все скрывали, крестов не носили. Но вера, вера православная в народе жила!

Отец Власий поднял палец, отложил сушку и опять взялся за мёд. Разговор тянулся такой же длинной клейкой нитью и никак не кончался.

– Так вот, мы его отпоём, само собой! – с неожиданной уверенностью сказал он. – Ты не сомневайся, денег это будет стоить…

Священник грустно вздохнул.

– Немного будет стоить. Да ничего не будет, да, совсем ничего. Дело богоугодное.

– Спасибо большое, – удивился Никита. – Вы так ко всем приезжаете?

– А как же! – воскликнул священник. – Как же оставить без окормления паству. Все нуждаются в утешении, в любви Божией.

– А говорят, в прошлом году бабушку Мурашёвых отпевали, десять тысяч взяли, – заметил Никита.

Священник отхлебнул, но обжёгся и поставил чашку.

– Правда? Я не помню. Может быть, там дополнительные требы заказывали… Ты не волнуйся, мы Виктора Георгиевича отпоём по всем правилам.

Раздался стук. Никита повернулся. На досках крыльца лежала фигурка лего. Та самая, с комода. Отец Власий снова отпил чай. Фигурку он, кажется, и не заметил.

– А ты сам не хочешь в церковь зайти?

– Я? – изумился Никита. – Зачем?

– Разные испытания Господь посылает. Некоторые по силам, а с некоторыми одному не справиться. Приходи в церковь, поговорим. Тебе легче будет.

– Спасибо, мне нормально. – Батюшка начинал его раздражать.

– У нас при церкви и молодежный центр есть, – обрисовал перспективу Власий. – «Возрождение».

– Это там, где Кудряшка? – вспомнил Никита. Говорили про него всякое, про это «Возрождение».

– Алексей Андреевич Кудряшов, – с укором поправил его батюшка. – Очень интересный человек. И образованный.

– Ага, – сказал Никита, гадая, когда же святой отец свалит. Мёд он, похоже, покупать не собирался.

– Ты не гордись, не на себя уповай, а на Бога, он силу даёт и силу забирает. – Отец Власий подцепил ложечкой горку мёда, отправил в рот. Зачмокал губами – видать, пришёлся по вкусу медок. Тут же раздался стук – громче прежнего. Это упала тяпка, которую Никита поставил у стены.

– Что это у тебя всё падает, – покосился батюшка.

– Сила притяжения, – сказал Никита.

Священник покивал, почесал курчавую бородку, слопал ещё две ложки мёда.

– А когда похороны?

– Через четыре дня.

Зачем Никита соврал, он