По горам и пустыням Средней Азии - Владимир Афанасьевич Обручев

по ним не ходят, так как легче итти из Хивы по Аму-дарье в Чарджуй и сдавать здесь товары на железную дорогу. Туркмены, жившие у колодцев на тропах в песках, откочевали, колодцы занесло песком или вода в них застоялась и осолонилась. Поиски проводника заняли бы много времени. Поэтому он советовал отправиться на Балханский Узбой из Кызыл-арвата, откуда до Узбоя только три дня пути через пески; дорога известная, по ней караваны еще ходят в Хиву, и проводника найти легко.　

Я пробовал найти проводника на базаре, но предлагавшие свои услуги не внушали доверия. Ведь можно было опасаться, что недобросовестный проводник заведет нас подальше в пески, а затем в одну прекрасную ночь исчезнет вместе со всеми верблюдами и лошадьми, может быть и с частью багажа, в расчете на то, что мы погибнем в песках и похищение останется безнаказанным.　

Поэтому пришлось отказаться от маршрута на Унгуз и перебраться в Кызыл-арват, чтобы оттуда попасть на Балханский Узбой и на соседнюю часть Унгуза. Но поездка караванным способом в Кызыл-арват заняла бы недели две, а время было дорого. Начался уже апрель, и всю экскурсию следовало выполнить до начала больших жаров в мае, слишком тягостных и для людей и для животных. Поэтому я решил перевезти свой караван в Кызыл-арват по железной дороге, для чего нужно было получить отдельный товарный вагон и организовать погрузку животных.　

На этот раз я остановился в Мерве не в описанной выше гостинице у вокзала, а на постоялом дворе, так как у меня были лошади и верблюды, требовавшие места, корма и ухода. Собираясь в глубь песков Кара-кум, я купил провизию в виде живого петуха, которого можно было перевозить на вьюке верблюда и зарезать, когда запас мяса, взятый с собой, истощится. Петуха я держал в своей комнате привязанным за ногу к моей кровати. Но этот сожитель оказался слишком беспокойным. Ночью, вскоре после полуночи, услышав пение петухов на дворе, он начал вторить им так громко, что будил меня несколько раз. Изменение плана экспедиции позволило ликвидировать эту живую провизию.　

Погрузка верблюдов в товарный вагон причинила много хлопот. Они не желали подниматься по деревянным мосткам в вагон, и их пришлось втаскивать веревками. А когда поезд двинулся, они перепугались до того, что поднялись на дыбы и, высунув головы и длинные шеи через окошечки под крышей вагона, жалобно ревели. Так поезд и шел некоторое время с торчавшими из окошечек головами и шеями верблюдов. Моим рабочим, поместившимся в том же вагоне с верблюдами и лошадьми, было не мало забот по их прокорму и водопою в течение почти двух суток проезда.　

В Кызыл-арвате я быстро нашел проводника-туркмена, знавшего дорогу в Хиву, и мы отправились в путь. До Узбоя мы шли три дня по грядовым пескам, с характером которых я познакомился уже во время первой поездки из города по этой же дороге. В этот раз на пути к окраине песков я имел случай увидеть, как образуется ровная почва такыров, описанная в своем месте. Пока мы шли по степи к началу песков в горах Копет- дага, разразилась гроза с сильным ливнем. На степи дождь был небольшой, но когда мы уже подходили к пескам и шли по большому такыру, с гор примчался грязный поток, быстро разлился по такыру и превратил его в обширное, но очень мелкое озеро. По грязножелтой воде этого озера мы брели несколько сот шагов до первых песчаных холмов, составлявших его северный берег. Из мутной воды озера, которое тянулось далеко на восток и на запад, потом осел новый тонкий слой ила, покрывший поверхность такыра.　

Пески на всем протяжении имели описанный выше грядовый характер и не представляли больших затруднений для движения. Тропа большей частью шла по ложбине между двумя песчаными грядами, переваливая время от времени через песчаные перемычки, соединявшие гряды друг с другом. С удалением от окраины песков, опустошенной поставщиками топлива в город, растительность становилась все лучше, кусты разных пород были выше и гуще, саксаул принимал часто размеры деревьев. Солнце еще не успело выжечь траву и засушить листья, пески были одеты весенней зеленью и имели более веселый вид, чем в конце лета, когда я видел их впервые. Весна оживила не только растительный, но и животный мир. В кустах порхали и распевали какие-то мелкие птички, по песку в разных направлениях шныряли ящерицы, бегали и ползали жуки, иногда выскакивали зайцы, дремавшие в тени куста и пугавшие своим появлением верблюдов, которые шарахались, словно видели страшного хищника. Попалась нам и огромная ящерица варан, которую я видел впервые. Она достигает почти метра в длину, имеет острые зубы и когти, напоминая маленького крокодила. Проводник заколол ее саблей, и вечером я снял с туловища шкуру и отпрепарировал одну лапку с когтями, набив ее ватой. На шкуре были поперечные темные полосы на светлом фоне, как у тигра, а лапка имела величину ручки новорожденного младенца. Эти трофеи долго хранились у меня на письменном столе, вызывая интерес посетителей.　

К вечеру третьего дня мы подошли к Узбою у колодцев Игды с пресной водой, что дало возможность остановиться здесь для ночлега и осмотра местности. Уже на Келифском Узбое форма, величина и расположение широких впадин — шоров, их коренные берега, речной аму-дарьинский песок на дне и наличие везде почти пресной воды доказывали, что это речное русло, покинутое большой рекой. У Балханского Узбоя его прежнее речное происхождение видно еще явственнее. Прежнее русло сохранилось еще лучше, несмотря на то, что на обоих берегах высятся песчаные холмы; русло врезано часто в твердые третичные породы — известняки и мергели — и представляет ряд уступов разной высоты, по которым прежде низвергались красивые водопады. У подошвы каждого уступа сила падающей воды выбила в этих породах впадины того или другого размера, и в ряде впадин имеется очень горько-соленая вода, образующая озерки глубиной в 1–2 м и более; во многих озерках из воды уже выделялись крупные белые кристаллы гипса (сернокислого кальция), покрывающие все дно озерков сплошной щеткой. С тех пор, как по Узбою в последний раз текла река, т. е. 500–600 лет назад, вода, конечно, не сохранилась; она вытекает ключами из третичных пород и питает пресные колодцы, а также озера во впадинах, но в последних испаряется и осаждает гипс, а не поваренную и горькую соли, как в других соляных озерах. Очевидно, в третичных слоях, из которых эта вода вытекает, обилие извести обусловливает преобладание гипса в растворе.

На обоих берегах