Имя тени - Александр Григорьевич Самойлов

Он смотрел на этот рисунок, и его охватила странная, иррациональная надежда. Может, он сможет саботировать задание? Может, он сможет найти какой-то другой выход? Не предавать Мабучи, а… защитить его? Используя те же методы, что ему приказали?

Мысль была опасной, почти безумной. Но она родилась. Маленький, хрупкий росток сопротивления в душе, залитой ядом долга и страха.

Он спрятал рисунок, погасил свечу и лёг на циновку, уставившись в потолок.

Цепь предательства была тяжёлой. Но, возможно, её можно было разорвать. Или, на худой конец, попытаться надеть на шею Дзину.

Он ещё не знал как. Но он уже хотел попробовать.

Глава 10

Тишина, последовавшая за передачей информации Дзину, была зловещей. Дзюнъэй ловил себя на том, что прислушивается к каждому шороху, ожидая разоблачения. Каждый взгляд стражи казался ему подозрительным, каждый шёпот в канцелярии — обсуждением его измены. Но дни шли, и ничего не происходило. Никто не врывался убивать его за предоставлении ложных данных. Ни Мабучи, ни Кэнта не выглядели озабоченными. Значит, Дзин пока ничего не проверил. Или проверка ничего не выявила.

Эта передышка была обманчивой. Дзюнъэй знал, что клан не отступится. И он оказался прав.

Очередное поручение на рынок. Покупка туши и новой бумаги. Он уже заранее чувствовал тошнотворный запах рыбы и видел перед собой ледяные глаза Дзина. Но на этот раз всё было иначе.

К его лотку подошла незнакомая женщина — рыночная торговка овощами с беззубой улыбкой и живыми, бегающими глазками.

— О, почтенный господин писец! — заголосила она. — Слышала, вы у нас знаток качественной бумаги! У меня тут мужик один бумагу хорошую продаёт, дёшево, говорит, с хозяйского двора! Пойдёмте, познакомлю!

Она схватила его за рукав и потащила за собой, не дав возможности отказаться. Дзюнъэй, сжимая в руках свёрток с уже купленными принадлежностями, позволил увлечь себя вглубь торговых рядов. Он понимал, что это и есть контакт.

Женщина привела его к захудалому лотку, где какой-то подслеповатый старик торговал какими-то жалкими огрызками карандашей и стопкой пожелтевшей, мятой бумаги.

— Вот, присмотрите! — сказала она и тут же исчезла, растворившись в толпе.

Старик, не глядя на Дзюнъэя, сунул ему в руки всю стопку бумаги.

— Бери, бери, всё за полцены. И вот это в придачу, — он швырнул ему на руки небольшой, туго свёрнутый холщовый мешочек, тяжеленный для своего размера.

Дзюнъэй, не глядя, сунул мешочек в складки одежды, бросил старику несколько монет и поспешил прочь. Он шёл, не оглядываясь, чувствуя, как что-то холодное в мешочке отдаёт ледяным холодом прямо через ткань.

Вернувшись в свою каморку, он запер дверь и с дрожащими руками развязал верёвочку. Содержимое вывалилось ему на ладонь.

Это была небольшая, но увесистая печать из тёмного, полированного камня. На её основании был вырезан изящный, сложный узор — фамильный знак (мон) генерала Мабучи. Рядом лежал крошечный свёрток с инструкцией.

Сердце Дзюнъэя упало. Он понял всё. Клан не хотел ждать компромата, либо понимал, что не дождётся. Они хотели инсценировать его. Они предоставили ему всё необходимое.

Он развернул записку. Почерк был тем же, что и в бане — чётким, безжалостным.

«Печать — полная копия настоящей. Воспользуйся ею. Подделай письмо от имени Мабучи к торговцу оружием из провинции Каи. В тексте укажи требование крупного отката за контракт на поставку новых партий мечей. Подбрось письмо в его кабинете так, чтобы его обнаружил ревизор. Срок — трое суток. Не выполнишь — найдём другой способ. Начнём с твоего друга-самурая».

Угроза жизни Кэнты прозвучала как скрип натянутой тетивы. Все его сомнения, все попытки саботировать задание, все робкие надежды — всё это было раздавлено этим одним предложением.

Трое суток. Семьдесят два часа на то, чтобы уничтожить жизнь честного человека и его сына.

Его руки сами потянулись к украденным им на время бумагам Мабучи. Он нашёл несколько расписок, написанных его рукой. Он разложил их на столе, рядом с печатью и чистым листом бумаги.

Его профессиональное чутьё шиноби взяло верх над смятением. Он анализировал почерк: нажим, наклон, особенности написания отдельных иероглифов. Его пальцы сами сжимались, повторяя движения генерала. Он был мастером подделки. Его учили этому лучшие специалисты клана. Это была его работа.

Он приготовил тушь, подобрал кисть. Всё было готово. Он обмакнул кисть…

И не смог.

Рука отказалась повиноваться. Она дрожала, как в лихорадке. Перед глазами встало лицо Кэнты, его беззаботная улыбка. Лицо Мабучи, его строгий, но справедливый взгляд. Он слышал слова: «Делать маленькое дело с большим старанием».

Он отшвырнул кисть. Она покатилась по полу, оставляя за собой чёрную прерывистую линию. Он схватился за голову. Он не мог. Он просто не мог этого сделать.

Тогда он попробовал пойти от противного. Он решил сделать подделку нарочито плохой, такой, чтобы её сразу раскрыли. Он взял кисть левой рукой и вывел первые несколько иероглифов — кривых, неуверенных, с кляксами.

Это выглядело ужасно. Так не писал бы даже пьяный Мабучи. Это была карикатура.

И это его не устроило. Его профессиональная гордость, его перфекционизм, вбитые в него годами тренировок, восстали против такого безобразия. Это был не саботаж — это было издевательство над собственным мастерством.

С рычанием ярости, направленной на самого себя, он схватил кисть правой рукой и с яростной, сконцентрированной энергией начал писать. Идеально. Безупречно. Каждый штрих, каждый изгиб — точная копия почерка генерала. Он писал текст, полный подлых намёков и циничных требований взятки. Его тошнило от каждого слова, но его рука была твёрдой как скала.

Через час работа была закончена. Он откинулся назад, залитый холодным потом. Перед ним лежало безупречное, абсолютно убедительное доказательство измены. Шедевр подлога.

Он взял печать, обмакнул её в красную краску и с лёгким щелчком поставил оттиск внизу документа. Алый знак клана Мабучи, символ его чести, теперь украшал грязную ложь.

Дзюнъэй смотрел на готовое письмо, и его охватило странное, почти истерическое желание засмеяться. Он сделал это. Он создал орудие для убийства репутации человека, которого уважал. И сделал это блестяще.

Он спрятал письмо и печать в потайную щель в полу. Трое суток. Завтра ему предстояло проникнуть в кабинет Мабучи и подбросить этот смертный приговор.

Он не знал, как он это сделает. Он не знал, сможет ли он вообще это сделать.

В этот момент в дверь постучали. Он вздрогнул, как преступник, и диким взглядом посмотрел на вход.

— Дзюн? Ты тут? — это был голос Кэнты. — Открывай! Я с гостинцем!

Дзюнъэй, с трясущимися руками, кое-как привёл себя