Рассеяние - Александр Михайлович Стесин

В какой-то момент нас отлавливают хасиды из Меа-Шеарим. Они требуют от нас подаяние («Цедака, цедака!»), объясняют, что это для нашей же пользы, они делают нам одолжение, потому что, дав им милостыню, мы совершаем мицву. Потом нам встречаются другие охотники за цедакой — на сей раз не хасиды, а просто какие-то оборванцы. Один из них обнимает меня и начинает маниакально трубить мне в ухо: «Give, give, give, give more now, give more, my friend here is a tsadik, he is a great rabbeinu, he will bless you, but you have to hurry, you have to hurry, and givegivegivegivemoregivemore…»[44] В это время его напарник, большой рабейну и цадик, бормочет какую-то абракадабру, не то браху, не то еще что. Потом и вовсе переходит на улюлюканье… «Неужели все ортодоксы такие буйные?» — спрашиваю я у Ксюши. «Кто тебе сказал, что они — ортодоксы? — отвечает она. — Просто жулики. Ортодокс — это мой брат Овадья. Он вообще литвак»[45].

Ортодоксальный брат Ксюши — не буйный, это уж точно. На свадьбе он чинно сидит в углу, окруженный своими многочисленными детьми. А вокруг — снова веселая неразбериха. Гениальный музыкант Илюша Файнгерш отложил тромбон и ругается с обслуживающим персоналом. При этом обнаруживается, что на иврите он шпарит, как настоящий израильтянин, хотя первую половину жизни провел в Москве, а вторую — в Швеции. Вика Островская и Витя Сибирцев рассказывают нам про параглайдинг. Это их страсть. Говорят, что технике полета учатся у птиц.

После свадьбы мы всей компанией едем на Мертвое море. Здесь это излюбленный вид отдыха. Трехдневное лежание на сверхплотной воде, оздоровительные массажи, целебные ванны. Плюс — усиленная кормежка и увеселительные мероприятия, ежевечерние дискотеки, экскурсия на Масаду. Затем — обратно в Иерусалим, где на один вечер приходятся три разных приглашения в гости. Но у меня — поручение от мамы: «В Израиле живет твой дядя Миша Моргенштейн. Вряд ли ты его там сумеешь разыскать, но вдруг…»

Разыскать Мишу Моргенштейна по справочной оказывается куда проще, чем можно было предположить. Он живет в русском Ришон-ле-Ционе («Рашен-ле-цион»). Звоню по найденному в справочной телефону, представляюсь. Отвечают с осторожностью давних эмигрантов: «Внук Исаака? Брата Мани? Как, вы сказали, вас звать?.. Я ему передам, он, если захочет, перезвонит». Перезванивает почти сразу, радостный. Они приедут к нам в гостиницу — он с женой и Дина, его старшая сестра. Двоюродные брат и сестра моей мамы. Дина — дочь дедушкиной сестры Мани, ее назвали в честь моей прабабушки, погибшей в Шоа. Но это понятно только теперь, после всех моих изысканий. Мама, как ни странно, никогда не знала имени своей бабушки.

У Миши уютный молдавский выговор, уже помноженный на местный, израильский. То и дело вставляет слово «беседер»[46]. «Ну, беседер». Я смотрю на него, пытаясь разглядеть сходство с дедом, и мне кажется, что вижу. Родственники! Мои родственники! Они сидят у нас в номере, и мы общаемся. В основном выясняем, кто кому кем приходится. Распутываем эти узлы, не узлы даже, а колтуны родственных связей. Стандартные вопросы: чем занимаются родители? Где живут? Со своей стороны Миша сообщает, что все они уже давно стопроцентные израильтяне, а их дети, Аня и Даня (мои троюродные брат и сестра!), уже и по-русски почти не говорят. Говорят на иврите и по-английски. Если когда-нибудь познакомимся, будем говорить по-английски, беседер? Как нам Израиль, что уже видели? На Мертвом море? Не может быть, ведь и они только что оттуда, ездили на выходные отдохнуть. Но вообще мы многого еще не видели: Цфат, Хайфа, Эйлат, Красное море… Столько всего… Великая страна. Когда же умер мой дедушка, в каком это было году? Они с Маней не очень общались в последние годы… Что-то они там повздорили с Леви, Дина припоминает. А Исаак ведь женился на своей кузине, разве нет? Я говорю: «Нет, насколько мне известно, между бабушкой и дедушкой не было никаких родственных связей». Это какая-то альтернативная версия семейной истории, от Мани, видимо… Уже потом моя мама вспомнит происхождение странной байки про женитьбу на кузине. Дело в том, что после войны Маня зачем-то пыталась сватать младшего брата Исаака к их двоюродной сестре Поле, дочери Моше. Та самая Поля, которая прошла через концлагерь Чечельник. Впоследствии она тоже эмигрировала в Израиль, но что стало с ней потом, неизвестно. Маня с ней не общалась, а Миша с Диной никогда и в глаза не видели. Теперь же Дина рассказывает, как еще до отъезда из Молдавии она пыталась найти невесту для двоюродного брата Додика («дикий Додик», пожизненный холостяк). С большим трудом нашла кандидатку, но Додик и его мать, «сирота Лиза», наотрез отказались. Сказали: «некрасивая». А кого они ожидали, Брижит Бардо? Так и остался наш Додик холостяком. Ну ничего, живет себе, кажется, припеваючи. Настолько, насколько в Молдавии это вообще возможно. Мясокомбинатом заведует… Пройдет еще десять лет, и я узнаю: на тот момент, когда Дина рассказывала мне все это, Додика уже шестнадцать лет как не было в живых… «Ну теперь, когда мы нашлись, уж точно не потеряемся». Фото на память. Я с Мишей. С Диной. Они встают, «беседер», им пора. На связи.

Потом они приезжали к моим родителям (один раз), родители съездили к ним в Израиль (один раз)… и все. Кажется, несколько раз поздравляли друг друга с днем рождения. Миша точно звонил поздравить маму, это я помню. Кто из них порвал и без того уж слишком тонкую нить, положил конец ненадолго возобновившимся родственным отношениям? Кто-то на что-то обиделся, не так сказал или повел себя, мало ли. Или просто все вернулось на круги своя. Общение нарушало естественный порядок вещей, установленный еще в предыдущем поколении, а может, и того раньше. Естественный порядок — это не общаться, не знать. Никто ничего ни о ком. Рассеяние. Как они там в Израиле? Далеки, еще дальше, чем до знакомства, потому что по второму разу уже не позвонить, не отыскаться. И все же через много лет в разговорах с израильскими экспатами в Америке я буду по-прежнему сообщать с важным видом, что у меня «родня в Ришон-ле-Ционе».

* * *

Было ли все это наяву, уже не имеет значения: даже если было, вспоминается, как во сне. Иудейская пустыня и мертвое море, где мы бредем поздно вечером по соляному мысу. На экране мобильника высвечивается надпись «Welcome