Гюро переезжает - Анне-Катарина Вестли

– И что же ты будешь играть, малышка?

– Главное, Белу Бартока и немножко разного другого.

– Да ну! Белу Бартока? А что именно?

– Вот это: та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та, – напела им Гюро.

– Интересно бы послушать, – сказал кто-то, – да жаль, мне как раз идти на экзамен. Всего тебе хорошего!

Гюро ещё немножко посидела, и тут пришла девочка немного побольше, чем Гюро. Она пришла с мамой, и мама сказала:

– Посиди тут, Кисонька, а я пойду узнаю, пришёл ли твой учитель. Смотри, чтобы ручки были тёплые!

Гюро посмотрела на девочку, та тоже пришла со скрипкой.

Девочка взглянула на Гюро и спросила:

– Ты зачем пришла? На урок?

– Нет, я на экзамен.

– Ты давно начала играть?

– Год назад с небольшим, – ответила Гюро.

– А я играю уже почти два года, но говорю, что только один год, это гораздо лучше для впечатления. И я очень хорошо умею находить на струне нужную ноту. Ты тоже?

– Иногда попадаю, а иногда нет, – сказала Гюро.

– Бедняжка учитель, который выведет тебя на экзамен! – сказала девочка. – Из-за тебя он получит плохую отметку. Как зовут твоего учителя?

– Аллан. Он очень хороший.

– Мама говорит, я такая талантливая и обязательно стану мировой знаменитостью, – сказала девочка. – Я уже знаю первую позицию и третью позицию.

Тут вернулась девочкина мама и воскликнула:

– Тебя зовут, дружочек! Как у тебя ручки – тёпленькие? Ой, как у тебя растрепались волосики! Дай-ка мама их пригладит щёточкой. Хорошо, что я не забыла захватить щёточку! Платьице в порядке, не помялось. Ты завоюешь их сердца с первого взгляда. Я сяду сзади и буду всё время рядом.

Девочка ушла, и Гюро снова осталась одна. Она просидела ещё долго, думая о том, что говорила девочка. Руки у неё замерзли, и пальцы стали совсем холодные. И надето на ней было не платьице, а просто чистая блузка и брючки. Волосы она утром причесала, и третью позицию она ещё не знала, потому что третья позиция – это самые высокие звуки, далеко вверху скрипки.

Наконец пришёл Аллан:

– Привет, Гюро. Соскучилась уже ждать?

– Немножко, – сказала Гюро. – И ты из-за меня получишь плохую отметку. Девочка, которая сейчас пошла на экзамен, уже знает третью позицию и чисто играет.

– Да ну, Гюро, не слушай ты этих разговоров! Мало ли кто что говорит! Мы с тобой просто проведём обычный урок. Помни, что ты мой маленький товарищ и мы играем, потому что нам нравится играть, но нам с тобой обоим ещё многому нужно поучиться.

– Она же будет мировой знаменитостью! – сказала Гюро.

– О господи! – вздохнул Аллан. – Надеюсь, что она получает от скрипки хоть какое-то удовольствие! Давай-ка настроим лучше скрипки, чтобы быть наготове, когда нас вызовут. Ты можешь пока прямо тут поупражняться.

Гюро немножко поупражнялась, и тут кто-то вошёл. Это были Кисонька и её мама, а с ними кто-то из тех, кто их слушал. Увидев Гюро, Кисонька ей кивнула и шмыгнула за дверь, а один из тех, кто ходил её слушать, сказал:

– Всё прошло совсем неплохо. Она у вас такая скромная и застенчивая, но всё-таки ответила на часть вопросов, а вот сыграла фальшиво. Но что поделаешь, с кем не бывает!

– Пожалуйста, следующий!

Гюро пошла, подхватив скрипку, и вместе с ней пошёл Аллан.

– Она и правда вела себя так скромно и застенчиво? – спросила Гюро.

– Весь свет обманываться рад, и мы вместе с ним, – сказал Аллан. – А вот чистый звук всегда слышен без обмана. Верно, Гюро?

В комнате, где они очутились, за столом сидело три человека, которые, кажется, только и ждали, когда войдут Аллан и Гюро. Стояло там и пианино, но сегодня оно им было не нужно. Посреди комнаты был наготове пюпитр, и Гюро разложила на нём свои ноты.

– Начнём, Гюро, – сказал Аллан. – Ты много занималась дома в последнее время?

– Когда сильно болела, не занималась, а потом – да.

– Что ты делаешь, когда занимаешься дома? – спросил Аллан. – С чего начинаешь?

– С длинных штрихов на свободных струнах.

– Как у тебя называются свободные струны? – спросил Аллан.

– Раньше я называла их по-другому, а теперь струна соль, струна ре, струна ля и струна ми, – ответила Гюро.

– Хорошо, – сказал Аллан. – Можешь сыграть мне гамму, скажем, ля мажор от самого низкого тона до самого высокого на струне ми?

– Угу, – кивнула Гюро и сыграла гамму.

– Ты ещё совсем маленькая и знаешь не все буквы, а ноты читаешь, и в них встречаются буквы, которые ты должна знать. Вот, например, интересная буква, – сказал он, указывая на букву «р». – Что тебе говорят две такие буквы, если они написаны рядом?

– Что нужно играть тихонько, pianissimo, – шёпотом ответила Гюро, – а f значит forte, то есть громко, – объявила Гюро в полный голос.

– А сейчас мы сыграем вместе, – сказал Аллан. – Сперва это, а потом вторую пьесу поменьше.

Гюро заиграла, и Аллан заиграл, и обе пьесы были ужасно сложные.

– О чём ты должна помнить, когда разучиваешь новую пьесу? – спросил Аллан.

– Находить правильные ноты и правильно обращаться со смычком, потому что он идёт то вниз, то вверх.

Затем Гюро сыграла маленькую пьеску одна.

– Замечательно, – сказал Аллан. – У тебя хорошо получается.

Но лучше бы он этого не говорил! Потому что стоило Гюро это услышать, как у неё тут же задрожала рука.

– Нет, нет, – остановил её Аллан. – Попробуй начать сначала, только спокойно. Сейчас мы готовимся играть Белу Бартока. Что ты должна для этого помнить?

– Что я вступаю не сразу, а немного после тебя. А это трудно, потому что музыка такая быстрая и ты велел, чтобы я держала пальцы уже наготове.

– Давай попробуем, – сказал Аллан. – Для начала сыграем помедленнее.

– Хорошо, – обрадовалась Гюро, потому что так было легче играть.

– А теперь попробуем быстро, – сказал Аллан. – И ничего, если мы иногда где-то собьёмся.

И они помчались вихрем, напропалую, иногда пальцы у Гюро сами бежали куда-то, и она не знала, куда их несёт, но это было весело, и те, кто их слушал, сидели с довольными лицами, а Гюро вообще уже никого не боялась.

– Попробуешь сыграть по нотам, которых ты раньше не видела? Я дам тебе не слишком трудные. Ты знаешь, как называется то, что ты будешь делать?

– Играть с листа.

– Угу, – кивнул Аллан. – А я скажу тебе, каким красивым словом – двумя словами – это правильно называется: prima vista. Если ты у нас в музыкальной школе кому-нибудь скажешь, что последнюю пьесу сыграла prima vista, он сразу поймёт, что ты играла с листа.

– А «играть с листа» они не поймут?

– Поймут. Но интереснее будет, если ты скажешь prima vista, потому что это значит, что ты увидела эти ноты в первый раз. Prima vista.

Гюро заиграла по нотам, которые перед ней положил Аллан, она часто останавливалась, чтобы найти нужную ноту на струнах, то есть делала именно то, что сейчас от неё требовалось. Под конец ей разрешили сыграть мелодию, которую она не разучила по нотам, а подобрала на слух. Это была песенка «Бломан, Бломан, козлик мой»[10], и на этом экзамен закончился. Люди, которые слушали, похлопали Аллана по плечу и сказали, что сразу видно – занятия с Гюро у него шли дружно и весело, а один из них улыбнулся и сказал Гюро: «Приятно было с тобой познакомиться». Экзамен был выдержан, Аллан вздохнул с облегчением и сказал:

– Все прошло хорошо, Гюро, ты это поняла? Вот тебе от меня подарок.

Это были ноты, и Аллан на них написал: «Моему товарищу по экзамену. Гюро – от Аллана».

Он отвёз её домой и проводил до порога.

– Мы с тобой ещё будем заниматься, – сказал он на прощание. – Я позвоню тебе, – и с этими словами исчез, а Гюро вошла в дом, и сыграла всё, что играла в музыкальной школе, очень уж это было интересно, а потом ей захотелось хорошенько ещё раз всё вспомнить и обдумать, а когда она с этим закончила, в дверь постучала Эллен-Андреа.

– Ну как, Гюро? Прошёл экзамен? – спросила она.

– Ага, – сказала Гюро. – И было совсем не страшно, а теперь мы свободны.

– И ты не будешь больше играть?

– Конечно, буду. Я каждый день играю понемножку на скрипке, но и так поиграть тоже можно.

Они пошли играть на двор, и Эллен-Андреа, как всегда, принялась рассказывать всякие небылицы.

Слушать Эллен-Андреа – это пожалуйста, от её россказней Гюро не расстраивалась.