Девушка из Монтаны - Грейс Ливингстон Хилл

для вечера, он поведет нас на шоу, какого он в Филадельфии еще не видел. Ну а раз ее нету, так пусть он меня одну ведет. Так что я даже рада, что она съехала. Она все равно была какая-то не такая.

– Это в ней Бэйли говорит. Но все равно она же придет меня повидать, да?

И миссис Брэйди еще на несколько минут погрузилась в размышления о такой перспективе.

Глава 14. В новом мире

Тем временем сцены новой жизни Элизабет сменяли одна другую, и все были мирными. При помощи телефонных звонков и горничной ее обеспечили прекрасным бельем, которое ей идеально подошло и которое – благодаря пояснениям Мари – не вызвало у нее никакого недоумения. Ткань, из которой это белье было сшито, была мягкой, все украшено вышивкой и кружевами. Нижние юбки также были мягчайшими – короче, все высшего качества. Элизабет хотелось бы поделиться всем этим с Лиззи: Лиззи обожала роскошные вещи, к тому же она сама поделилась с Элизабет своими платьями. Она упомянула об этом бабушке, и та, в порыве ребяческой щедрости, объявила: «Ну конечно! Как-нибудь съездим с тобой в город, и ты выберешь всякие красивые вещи для всех них: терпеть не могу быть кому-то обязанной!»

Уже к вечеру было доставлено несколько готовых нарядов, и остаток дня Элизабет провела, примеряя их и прохаживаясь перед бабушкой. Наконец было решено оставить два-три «удовлетворительных», в которых можно потерпеть до появления портнихи. После чего одетой в новое платье Элизабет было разрешено спуститься вниз и предстать перед домашними.

Домашних было немного: бабушка, ее песик и слуги. Она вписалась в этот круг лучше, чем можно было бы предположить. Здесь она чувствовала себя гораздо спокойнее и уютнее, чем на Флора-стрит. Здесь было больше простора, больше воздуха, больше тишины. Она выросла в горах и задыхалась среди большого скопления людей.

Затем ее усадили в роскошный экипаж, влекомый двумя прекрасными лошадьми, и отвезли в огромный универсальный магазин, где она час наблюдала за тем, как бабушка выбирает для нее всевозможные вещи. Любая девушка сошла бы с ума от возможности приобрести хоть что-нибудь в этом магазине. Любая, но не Элизабет. Она смотрела на все совершенно безучастно, как если бы это были не изысканные вещи, а опадавшие с деревьев листья: и к чему ими восхищаться? К тому же она может за один раз надеть на себя только одно платье и только одну шляпу, зачем их так много? Думала же она лишь о том, что бабушка обещала определить ее в школу.

На третий день пребывания на Риттенхауз-сквер Элизабет напомнила ей об этом, и бабушка нетерпеливо ответила:

– Да, да, дитя, конечно же, ты отправишься в школу. Это необходимо. Но сначала я должна привести тебя в порядок. Тебе едва ли есть, что надеть.

И Элизабет сдалась.

Наконец настал священный день отдохновения. Гардероб был почти завершен, и Элизабет велели одеваться, поскольку пришло время отправляться в церковь. С восторгом и благодарностью она надела подготовленный для нее наряд, и когда Мари, нанеся последние штрихи, подвела ее к большому французскому зеркалу, Элизабет была поражена. Право слово, а она действительно красавица!

Она разглядывала прекрасное платье из тончайшего сукна с изящной отделкой, соорудить которую могут только самые искусные портнихи, и удивлялась. Да одни только складки на темно-зеленой ткани лежали так, что подчеркивали ее природную грациозность. Зеленая бархатная шляпка с длинными завитыми перьями зеленого и кремового цвета удивительно ловко сидела на ее прекрасных волосах, уложенных совершенно естественным и подходящим ей образом.

Она куталась в горностаевую накидку так, будто делала это всегда, поскольку не понимала, насколько дорога эта накидка и муфта из того же меха. Все это очень шло ей и выглядело очень просто, вовсе не так вызывающе, как розовая шелковая блузка Лиззи и ее дешевые розовые перья. Элизабет все это очень понравилось, и она шла в церковь рядом с бабушкой с легким сердцем.

Церковь находилась как раз напротив, через площадь. Элизабет обратила внимание на высокий шпиль из коричневого камня и арочные двери, еще когда впервые подъехала к дому, и сейчас с восторгом вошла под ее своды.

Она впервые в жизни была на воскресной службе в церкви. Для Лиззи визитов в Христианские усилия было более чем достаточно. Она заявляла, что и так трудится изо всех сил целую неделю, чтобы еще тратить столько воскресного времени на церковь. «Воскресный день дан человеку для отдыха», – любила повторять она. Элизабет впервые после Монтаны почувствовала, что у нее есть настоящий дом и что она такая же, как и все. Она украдкой огляделась: а вдруг ее друг из прерии тоже здесь? Но не увидела ни одного знакомого лица. Она успокоилась и целиком отдалась восторгу службы.

Орган играл тихую, мягкую, нежную музыку. Потом уже она узнала, что это было «Largo» Генделя. Она не знала ни того, что этот орган был лучшим в городе, ни что органист был настоящим виртуозом – она знала только, что эта музыка возносит ее душу над землей, что небеса распахнулись для нее и что это поют сами облака. Потом – сначала издалека, затем все ближе – зазвучали чудесные голоса хора мальчиков. Тому, кто всю жизнь присутствовал на воскресных молебнах, не вообразить, какое воздействие оказало все это на Элизабет.

Казалось, сам Господь ведет девушку особым путем. Вряд ли еще какая служба в другой церкви этого фешенебельного района великого города настолько бы отвечала потребностям Элизабет. Священник был одним из тех редких людей, кто действительно живет по-божески и постоянно обращается к Господу. Потом Элизабет узнала, что у него была одна особенность, отличавшая его от других священников. Он умел во время службы обратиться к Богу мягко, спокойно, как бы беседовать с ним. И от этого Господь становился очень реальным и очень близким.

Если бы этот блестящий проповедник не служил в старой респектабельной церкви и если бы не пользовался уважением всех приходов, включая его собственный, его бы могли назвать эксцентричным и даже попросить подать в отставку, поскольку его вера была настолько личной, что вызывала у некоторых смущение. Во всяком случае, его редкий дар и независимость, уверенность в том, что он поступает правильно, сделала эту церковь весьма необычной для такого аристократичного района.

Большинство прихожан ему симпатизировали, и его труды по искоренению греха в самом сердце Содома шли своим чередом, невзирая на моду, обычаи или классовые