Девушка из Монтаны - Грейс Ливингстон Хилл

никуда не выходила вместе со своими обеими внучками, а бабушка Бэйли и так видит тебя каждый день. Надеюсь, что ты сможешь прийти. Я оплачу все расходы. Старый Кристиан Дивер, на занятия с которым ты ходила и который тебе нравился, тоже будет, так что ты хорошо проведешь время. У Лиззи новое розовое платье из органди, и на шляпке тоже розы, мы собираемся купить ей и розовый зонтик, если он не будет стоить очень дорого. Ну, такой, с шифоновыми воланами. Тебе понравится, потому что в Уиллоу-Гроув много всяких развлечений, мы собираемся все посмотреть. Там и музыка будет. Будет играть какой-то человек, у которого имя похоже на ругательство. Сейчас не вспомню, как его зовут, но его объявления висят на трамваях. Он приезжает в Уиллоу-Гроув каждый год. Пожалуйста, сразу ответь, будешь или нет, чтоб мне знать, сколько кексов испечь. С любовью бабушка Элизабет Брэйди».

Читая послание, Элизабет и смеялась, и плакала. Ей была приятна доброта бабушки Брэйди – она считала, что, в свою очередь, проявляя доброту к этой бабушке, она чтит память матери. Так что она решительно отодвинула несколько запланированных на эти дни встреч, к неудовольствию бабушки Бэйли, искренне не понимавшей, зачем ей проводить целых два дня и ночь на Флора-стрит именно теперь, когда стало тепло. По правде говоря, сейчас, в межсезонье, светских обязанностей было не так уж и много, и Элизабет вольна поступать, как ей хочется, но в такой толпе легко подхватить какую-нибудь болезнь! Удивительно глупая затея. Но если надо ехать, значит, надо. Бабушка Бэйли была в целом вполне терпимой. Элизабет имела такой успех и так стремилась всячески ее радовать, так кто она такая, чтобы противиться ее желаниям? Так что Элизабет написала ответ на прекрасной бумаге с серебряным гербом Бэйли:

«Дорогая бабушка! Я буду счастлива поехать с вами на пикник и обязательно привезу большую коробку лучших сладостей от „Хьюлера“. Уверена, что таких вкусных вы еще не пробовали. Не покупайте зонтик для Лиззи: я сделаю ей подарок. Буду у вас к восьми часам. С любовью, ваша внучка Элизабет».

Миссис Брэйди получила от послания огромное удовольствие и за ужином с победным видом протянула его дочери. Она понимала, что обещание розового зонтика смягчит тетю Нэн. Элизабет ничего и никогда не делала наполовину, и можно быть уверенными, что зонтик будет самого лучшего качества, при этом без ущерба для семейного кошелька.

Элизабет отправилась на пикник в легком белом платье из кисеи, очень простом на вид, со скромными оборками, отороченными кружевом, которое не бросалась в глаза, но людям понимающим говорило: «А я-то настоящее…» На голову она надела белую панаму, обвитую столь же простым белым шелковым шарфом – этот неброский шарф стоил немыслимых денег. Панама чем-то походила на старую фетровую шляпу брата, в которой Элизабет ехала по прериям, поэтому она и обратила на нее внимание. Бабушка Бэйли поначалу удивилась выбору, но, когда увидела, сколько стоит это с виду простое произведение шляпного искусства, тут же выложила необходимую сумму. Панама была стильной, ее можно было носить то так, то эдак, и бабушка Бэйли решила, что она будет неплохо смотреться на морском берегу.

Волосы Элизабет собрала в низкий узел – с такой прической она была похожа на ту Элизабет, которая три года назад приехала в Филадельфию. Никаких украшений, кроме золотой пряжки на поясе и золотой шляпной булавки. Короче, на ней не было ничего, что кричало бы о ее принадлежности к пресловутым «четырем сотням». Она даже не надела перчатки, просто несла их в руке и небрежно бросила на столик. Там эти длинные мягкие белые перчатки и пролежали весь день по соседству с альбомом для открыток, который преподнес Лиззи на именины молодой человек из извозчицкого двора. Сама же Лиззи щеголяла в Уиллоу-Гроув в длинных белых шелковых перчатках, крепко сжимавших новый розовый зонтик.

Бабушка Брэйди оглядела Элизабет с явным неодобрением. Этот наряд, который Элизабет выбрала то ли из отсутствия вкуса, то ли из упрямства, то ли из-за того и другого вместе, вряд ли годился для триумфа, на что бабушка и намекнула, похвалив усилия Лиззи. Ну куда это годится? Просто белое платье и какая-то бесформенная шляпа, ну совсем как у кучера. Она-то ожидала шелков, и митенок, и шляпы с цветами. Лиззи выглядит куда изящнее. Неужели миссис Бэйли назло отпустила Элизабет в таком виде?

Но поскольку уже было поздно отсылать Элизабет назад переодеться, миссис Брэйди пришлось смириться с разочарованием. Розовый зонтик оказался премилым, Лиззи была в полном восторге. Даже тетя Нэн смягчилась. Ей доставляло огромное удовольствие сравнивать девушек: ее материнское сердце радовалось, ибо ее собственная плоть и кровь выглядела намного шикарнее этой, с Риттенхауз-сквер. И она искренне недоумевала, почему, пока они гуляли по Уиллоу-Гроув – девушки впереди, она чуть позади – прохожие по два раза оглядывались на Элизабет, и только по разу – на Лиззи. Значит, верно говорят, что не платье красит девушку? Об этом как-то неприятно думать…

Сласти были выше всяких похвал. Их было более чем достаточно на всех, включая двух юношей из извозчичьего двора, которые прилепились к ним с самого утра. Коробка была даже не одна, их было две: первая – с шоколадом всех возможных сортов, вторая – с разными конфетами и засахаренными фруктами. На обеих стояло заветное слово «Хьюлер». Лиззи, прогуливаясь по Честнат-стрит, проходила мимо «Хьюлера» и с завистью смотрела на девушек, выходивших из кондитерской с фирменными белыми коробками, перевязанным золотой тесьмой, с таким видом, будто это было самым обычным делом. И вот теперь и она ела конфеты из знаменитой коробки, теперь и она принадлежала к элите.

День был долгим и приятным даже для Элизабет. До этого она никогда не бывала в Уиллоу-Гроув, и эта странная смесь природного парка и ярмарки тщеславия очаровала ее. Она в некотором роде отдыхала от однообразных светских мероприятий зимнего сезона. Ее не особенно раздражали даже громкоголосые неуклюжие юнцы из конюшен. Она воспринимала их как данность и не обращала на них внимания. Ее они робели и, к радости тети Нэн, все свои усилия обратили на Лиззи.

Они все по несколько раз прокатились на лошадках на карусели. Элизабет не могла понять, в чем тут радость, и, сделав один круг, уселась рядом с бабушкой и просто наблюдала, хотя старой даме хотелось, чтобы она веселилась наравне с остальными. Элизабет была не из тех, кто портит другим настроение, поэтому послушно забралась в огромную