Девушка из Монтаны - Грейс Ливингстон Хилл

бок о бок, и кладет руку на гриву ее коня – конь в мечтах всегда присутствовал. Она предавалась этим мечтам во время верховых прогулок в парке: как замечательно было бы, если б он ехал рядом с ней и они бы рассказывали друг другу обо всем, что произошло с ними со времени расставания. Она рассказала бы ему о том, как нашла друга в Иисусе Христе. И он был бы рад за нее – несомненно. Потому что он наверняка из тех, кто интересуется подобными вещами – в отличие от других, занятых исключительно светской суетой.

Иногда ей мнилось, что с ним случилось что-то плохое. К примеру, его могли выбросить из этого ужасного поезда и убить, и никто ничего не узнал. Но по мере того как рос ее опыт, после того как она сама стала путешествовать поездами, страх уходил. Она стала понимать, как огромен мир и сколько в нем того, что способно увести его из дома.

Возможно, он благополучно получил посланные ею деньги – она ничего об этом не знала, так как не оставила обратного адреса. Ей это казалось неправильным. Это привлекло бы к ней его внимание, и его «леди» это точно бы не понравилось. Возможно, они уже поженились и переехали в какое-то чудесное место. Возможно… Многое возможно. Лишь одно она знала наверняка: он больше никогда не возникал на горизонте ее жизни, поэтому ей следовало постараться его забыть и быть благодарной за то, что Господь дал ей друга в те времена, когда она особенно в нем нуждалась. Когда-нибудь, в вышних сферах, они встретятся вновь, и она поблагодарит его за доброту, и они поведают друг другу, какие пути прошли по земле после расставания. К этому времени религиозные воззрения Элизабет стали гораздо глубже, и в ней жила простая и сильная, как у ребенка, вера в вечную жизнь.

И было у нее одно очень сильное желание, чтобы он, ее друг, оказавшийся первым, кто помог ей на пути к познанию, спасший ее в тех диких местах, тоже познал Христа, поскольку тогда, когда они были вместе, он знал его недостаточно. И поэтому в своих ежедневных молитвах она часто разговаривала о нем с Отцом Небесным и молилась, чтобы он тоже пришел к вере и когда-нибудь как-нибудь познал истину во Христе.

Во время третьего сезона пребывания в Филадельфии бабушка решила, что настало время представить свету этот бутон, превратившийся в такую прекрасную девушку, о которой бабушка могла только мечтать.

Так что Элизабет «вышла в свет», и бабушка Брэйди с чувством глубокого удовлетворения читала за утренним кофе в колонке светских новостей о том, как она выглядит и что говорит. Тетя Нэн слушала все это с кислой физиономией. И почему этой Элизабет повезло больше, чем ее Лиззи? Все, конечно, потому, что она из Бэйли, и матушке не следует так уж радоваться. Но бабушка Брэйди считала, что, хотя своим успехом Элизабет обязана тому, что она Бэйли, все ж таки она еще и Брэйди, так что это шаг наверх и для Брэйди тоже.

Лиззи слушала и затем пересказывала в десятицентовом магазине истории о «моей кузине, Элизабет Бэйли», а продавщицы внимали ей, разинув рты.

Наступала весна третьего года пребывания Элизабет в Филадельфии.

Глава 15. Знаменательный пикник

Было лето, и был июнь. И был пикник, на который отправилась Элизабет.

Бабушка Брэйди была среди организаторов. Если Элизабет придет, гордости ее не будет предела, так что после долгих дебатов, после обсуждения всех за и против с дочерью и Лиззи, она села писать приглашение. Тетя Нэн была решительно против. Она не желала, чтобы кто-то затмил ее Лиззи. Это для нее она целых две недели шила по вечерам платье из органди, все в розовых розах. Отделано оно было ярдами дешевых кружев и целым клубком розовых лент различной ширины. Шляпа также вся состояла из роз, и не дай Господь дождю и ветру разразиться в то утро, на которое назначен был пикник воскресной школы. Матушка Лиззи подумывала приобрести еще розовый шифоновый зонтик, но в процессе подготовки семейные финансы и так были изрядно подорваны, и зонтик они вряд ли бы выдержали. Однако все было сделано для того, чтобы Лиззи не потерялась в тени разодетой в шелка и увешанной драгоценностями леди-кузины.

Но миссис Брэйди долго ждала своего триумфа. Более всего на свете она желала прохаживаться между приятельницами, представляя им свою внучку Элизабет Бэйли и между делом замечая: «Вы наверняка часто встречаете имя моей внучки в газете, миссис Бэбкок. На днях она устраивала прием на Риттенхауз-сквер».

Наверняка Элизабет скоро выйдет замуж и, может, уедет куда из Филадельфии – в Нью-Йорк или в Европу, кто знает, какие ждут ее великие дела. Так что теперь самое время для триумфа, потому как, когда плод созрел, его надобно срывать. И миссис Брэйди вознамерилась собирать урожай.

Она приготовила бумагу, ручку, чернила: негоже писать послание на Риттенхауз-сквер карандашом. И когда Нэн и Лиззи ушли на работу, села и принялась продумывать, что именно напишет.

«Дорогая Бесси…» – начала она. Элизабет никогда не просила не называть ее так, хотя это ей и не очень нравилось. Но так звали ее мать, и это имя было дорого для бабушки. Ей казалось, что настаивать на обращении «Элизабет» – значит каким-то образом нарушать память о маме. Так что бабушка Брэйди так до конца своих дней и продолжала называть ее Бесс. К тому же Элизабет считала, что на свете слишком много по-настоящему значимых вещей, чтобы обращать внимание на такие мелочи – это все равно что занимать себя исключительно заботами о том, что модно, а что нет.

Послание продвигалось с большими трудами.

«Наша воскресная школа устраивает пикник в Уиллоу-Гроув [2]. Это будет во вторник. Мы едем на трамвае. Я буду рада, если ты поедешь с нами. Мы проведем там весь день, возьмем с собой и обед, и ужин, вернемся домой поздно, и ты можешь остаться у нас на ночь, а вернуться домой после завтрака. Тебе не нужно ничего с собой приносить, потому что мы все запланировали, хватит на всех, и это не дорого. Но если захочешь принести сладости, тогда хорошо. У меня не будет времени что-то приготовить, а то, что продают в нашей бакалее, может тебе не понравиться. Я правда хочу, чтобы ты приехала. Я еще