Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

— Хорошо. А теперь мои приказания. — Когда она помедлила, он нетерпеливо нахмурился. — Ну же, говори. У нас не вся ночь впереди.

— Он говорит… ты должен найти еще золота.

— Я знаю. Я уже пообещал взятки, которые не могу заплатить. Но где? Он… Что не так, дева? — Шефту наклонился ближе, всматриваясь в ее лицо, а затем медленно выпрямился. — Все так плохо?

— Да, все плохо! Это так ужасно, что я не смею сказать! Ах, молю тебя, Шефту, ослушайся на этот раз! Твой царевич не вправе требовать от тебя такого преступления, неважно…

— Тсс! — Он зажал ей рот рукой, сердито оглядывая двор. — Хочешь, чтобы все Фивы услышали? Прекрати лепетать и говори.

— Нет, не скажу! Не проси меня, Шефту, так лучше, клянусь, лучше, чтобы ты никогда…

Он силой прижал ее к себе, заломив ей запястье за спину так, что она поморщилась.

— Ты забываешься, — произнес он низким, резким голосом. — Ты не судья, а гонец. Говори, что приказывает фараон, и живо.

— Подожди, я скажу, но отпусти! Я… — Легкий рывок за запястье превратил мольбу во вздох боли. Она выпалила слова на одном дыхании: — Он спрашивает, будет ли твоя магия тебе щитом и оплотом. Помоги тебе Амон, ты должен ограбить мертвых…

— Продолжай.

— Он сказал… есть лишь один во всем Египте, кто с радостью даст золото ради него. Ты должен найти его… у Темной Реки… ты должен взять то, что принадлежит ему, вплоть до царской кобры и ожерелья амулетов. Ай-и, матерь богов, отпусти меня, Шефту!

— Это все?

— Да, все, клянусь!

Давление на ее запястье ослабло. Она прислонилась к нему, пытаясь выровнять дыхание. Через некоторое время его руки опустились, и он отошел на несколько шагов. Но когда он наконец заговорил, голос его был как обычно ироничен.

— Неужели я всегда должен вытягивать из тебя послания грубой силой? Это начинает утомлять.

Она подняла голову. В тусклом лунном свете его черты были спокойны, хоть и немного напряжены.

— Ты не… встревожен… этим?

— Это не было совсем уж неожиданно.

— Понимаю, — выдохнула она. — Значит, ты намерен подчиниться?

— Голубоглазая, это не твое дело.

Но она знала ответ.

— Ты глупец! — прошептала она. — Десять тысяч раз глупец, раз рискуешь своей душой среди хефтов! Они украдут твое Ка, и от тебя останется лишь оболочка! Они поселятся в твоей тени, они поразят тебя слепотой и болезнью, они отдадут тебя Сорока Зверям…

Ее голос сорвался, и она умолкла.

— Ты не говоришь мне ничего, чего бы я не знал, — тихо сказал Шефту. — Кроме одного: почему тебя так беспокоит моя судьба?

— Я… — Она остановилась и глубоко вздохнула. — Я не беспокоюсь.

— Ты едва не плачешь.

Мара отвернулась от него, потирая больное запястье.

— Вовсе нет! Если ты решил быть безрассудным глупцом, мне до этого нет дела. — Поскольку он ничего не ответил, она вызывающе обернулась. — Я говорю правду!

— Правда?

— Да! Правда!

Он снова притянул ее в свои объятия, на этот раз совсем по-другому.

— Ты в жизни не говорила правды, — пробормотал он. — Но скажи ее сейчас. Почему ты плачешь обо мне?

Сердце Мары бешено колотилось. Он собирался ее поцеловать, на этот раз это было неизбежно.

— Возможно, по той же причине, по которой ты угрожал скормить моего бедного Решеда крокодилам, — прошептала она. Она ждала, едва дыша. — Шефту… ты боялся, что я выполню условия сделки?

Его руки внезапно ослабли, и в голосе снова появилась легкая, насмешливая нотка.

— Нет, я боялся, что ты потеряешь возможность входить и выходить из дворца, — легкомысленно сказал он. — Ай-ай, какая же ты прелестная плутовка. Бедный Решед, мне его жаль! Что станет с его иллюзиями, когда он тебя раскусит?

Мара в ярости отпрянула.

— Лишь то, что и должно с ними стать! Он должен когда-нибудь научиться не верить каждой девице, что плачет у него на плече.

— Да, должен, — сухо согласился Шефту. — А теперь иди. Неконх ждет.

Без дальнейших прощаний он повернулся и быстро зашагал к таверне.

Глава 14

Тень мертвых

На следующее утро, завтракая на крыше-лоджии своей виллы на Улице Сикомор в западных Фивах, вельможа Шефту ничем не походил на простого писца. Он был облачен в халат из царского льна, подпоясанный алой кожей, а рядом с его креслом стоял столик из резного ливанского кедра с фруктами, хлебом, сыром и увитым лилиями кувшином молока. На заднем плане маячил раб-кушит. За балюстрадой простирались обширные рощи, сады и конюшни городского поместья Шефту. Они были велики, но не так, как его родовые владения ниже по реке, где акр за акром пахотных земель — виноградники, пастбища, сады, зерновые поля — каждый год наполняли его кладовые и кошелек. Именно ежемесячный отчет об этих богатствах и зачитывал ему сейчас старик в затейливом парике, стоявший у балюстрады, — Иренамон, мажордом всего имения еще задолго до смерти отца Шефту, вельможи Менкау.

— С молочных ферм вашего сиятельства близ деревни Нехеб — тридцать фунтов сыра, белого и желтого, и двадцать быков на убой. — Голос Иренамона был подобен шелесту сухого пальмового листа. — Кроме того, сто мехов вина доставлено вверх по реке на барже вашего сиятельства «Час Заката» для хранения на складах вашего сиятельства в городе Фивы…

Но его сиятельство думал не о быках и не о мехах с вином, да и к яствам на золотом блюде рядом с ним особого аппетита не проявлял.

Пока его длинные пальцы крошили хлеб и рассеянно перебирали фрукты, его мысли были далеко, в пустынных пустошах Долины Царей. В одном из бесплодных оврагов той дикой местности была некая груда красных гранитных валунов. Она выглядела так же, как и другие груды, разбросанные по долине, словно по прихоти разрушительного гиганта. Но для Шефту она была не такой. Далеко под ней, в огромных и безмолвных залах, высеченных в живой скале, спал тот, чей покой он должен был нарушить, чье богатство — украсть, чье Ка — обречь на нищету.

Страх перед этим лежал камнем на душе с тех пор, как он вырвал это послание у сопротивлявшейся Мары. Хотя он и не подал