Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

— пыхтя, произнес Ашор, заметив, куда смотрит Мара. — Удивительная женщина. Она здесь за штурвалом, не правда ли, капитан? Да, они бы меня до нитки обобрали, если бы не она. Клянусь Пером, истинная правда! «Младенец невинный», — так она меня зовет, говорит, всем доверяю, даже этим речникам… — С прерывистым смешком он ткнул Неконха в ребра, затем обогнул украшенную лентами танцовщицу и направился к столу в дальнем углу.

Проходя мимо, Мара взглянула на танцовщицу, чьи томные движения то скрывали, то открывали закуток за ее спиной, где, скрестив ноги перед чернильницей, сидел писец, увлеченно беседуя с бритоголовым жрецом. В этот миг писец обернулся, и свет огня упал на его лицо. Это был Шефту.

Мара затаила дыхание, помедлив. Но их взгляды встретились лишь на мгновение, а затем он спокойно перевел глаза обратно на свою дощечку для письма. Танцовщица снова закружилась между ними, и Мара пошла дальше. Ее щеки пылали, когда она проскользнула мимо тавернщика в самый дальний закуток и опустилась на колени на плетеную циновку.

— Он подойдет к вам, когда сочтет нужным, капитан, — говорил Ашор. — Я принесу финикового вина, промочить горло.

Поправив свою просторную шенти, он ковыляя удалился, и Неконх с кряхтением опустился рядом с Марой, усевшись на пятки.

— Видела его, да?

— Да, и он нас видел! Но виду не подал.

— Он здесь не для того, чтобы за тобой ухаживать, крошка. У него сейчас на уме дела поважнее, чем пара синих глаз.

Синие глаза сверкнули на него, и он тихо усмехнулся, качая головой.

— Эх, я же предупреждал тебя держаться от него подальше, в тот день на «Жуке». Если села на мель, дева, моей вины в том нет!

— Ничего подобного, и демоны с тобой! Почему та женщина там так на меня смотрела?

— Ты про Мифtахию? Так это ее дело — смотреть, кто сюда приходит, а сокол одалживает ей для этого свои глаза. Из нее бы вышел отличный рулевой… А, Ашор. Ставь кубки сюда, я буду за хозяина.

Неконх взял кувшин с вином у потного тавернщика, который, просияв, снова уковылял прочь, покачивая серьгами. Широким ногтем Неконх сломал печать, и резкий аромат финикового вина ударил Маре в ноздри. Она смотрела, как янтарная жидкость булькает в кубок, когда на стол упала тень.

— Живите вечно, почтенные незнакомцы, — плавно произнес Шефту. — Вам понадобились мои услуги? Составить договор? Или, может, точно переписать список товаров?

Он стоял в проходе их закутка, с чернильницей под мышкой и двумя тростниковыми перьями, лихо торчащими за ухом. Даже в длинном одеянии и грубом льняном платке писца его поза была такой же непринужденной, а грация — такой же небрежной, как и при дворе Хатшепсут.

— Нет, никакого договора, — пророкотал Неконх, поднимаясь на ноги. — Но вот эта дева…

— А, так значит, любовное письмо. Ручаюсь, растопит самое холодное сердце.

Он усмехнулся, глядя на Мару сверху вниз, и ее ответ замер на губах. Пока он поворачивался, чтобы пробормотать что-то Неконху, она изо всех сил старалась прийти в себя. Что же было в его улыбке? Ее тепло? Ее внезапная близость? Она ударяла в голову, как крепкое вино.

Она не замечала ничего, кроме него, стоявшего там на фоне шумной, освещенной факелами залы. Весь день она настраивала себя на эту встречу, боясь снова увидеть того холодного, блистающего незнакомца, каким он был в саду лотосов. Теперь, в одно мгновение, ее страхи исчезли. Здесь был не увешанный золотом вельможа, а ее спутник с «Жука» — теплый, дразнящий, опасный. Ее дух воспрял, как парус.

С прощальным кивком Неконх вышел из закутка и пересек залу, направляясь к группе речников, игравших в кости в другом углу. Шефту скользнул на циновку рядом с Марой.

— Значит, ты справилась, — пробормотал он, садясь по-писцовски, скрестив ноги, и ставя чернильницу на стол.

— Да. Но не благодаря тебе.

— Разве это было так трудно?

— Трудно? Да я сначала даже не знала, с чего начать! Суровый ты хозяин, Сашай. «Выберись за стены», — говоришь ты, будто это пустяк! А потом уходишь, и больше об этом не думаешь…

Он рассмеялся, подавая ей кубок, который наполнил Неконх, и наливая другой себе.

— Но зачем мне об этом думать? Я нисколько не сомневаюсь, моя Лотосоглазая, в твоей способности к хитрости, чтоб не сказать плутовству…

— Тс-с! Бьюсь об заклад, это мне у тебя хитрости учиться.

— Нет-нет, спрячь коготки. Не будь ты такой, какая есть, от тебя не было бы мне пользы.

Мара отпила из своего кубка, чувствуя тепло, не имевшее ничего общего с вином. Сладкий плач флейтиста пробивался сквозь веселый шум таверны; вокруг звучал теплый смех; шары жонглера кружились ярче падающих звезд. Даже ужасное послание, которое она должна была передать, ускользнуло, словно хефт, на самые задворки ее сознания.

— Ты так и не сказала, — произнес Шефту, — как тебе таверна «Сокол».

— Ах, мне здесь нравится! Если не считать той старухи с бусинками-глазами.

— Мифтахия? Нет, она одна стоит всех остальных. Чудо-женщина.

— Так сказал и ее муж, — скептически заметила Мара.

Шефту с усмешкой посмотрел на нее.

— Возможно, все дело в точке зрения. Признаю, ее добродетели были бы менее очевидны тому, кто попытался бы стащить пару лепешек из-под этих бусинок-глаз.

— Я завязала с воровством лепешек! Но она следила за мной так, будто я охочусь за ее кольцом с деньгами.

— Что ж, у нее есть причины. Во-первых, ты здесь впервые. Во-вторых, она ревнует, как самка леопарда, к каждой хорошенькой девице, что подходит ко мне хоть на шаг.

— Рядом с тобой? Но я думала…

— Да, Ашор — ее муж. Но я — ее дитя, по крайней мере, она так чувствует. Мифтахия была моей кормилицей с младенчества.

Кормилица Шефту! Старуха предстала в глазах Мары в совершенно ином свете, и все ее представление о таверне «Сокол» стремительно изменилось. Она думала, что это просто пристанище, на которое Шефту наткнулся случайно; теперь она поняла, что оно, должно быть, существует исключительно для его целей.

— А Ашор? — спросила она.

— Он много лет был начальником конюшен моего отца и моим первым товарищем. — Шефту слегка улыбнулся, вспоминая. — Да, мы были закадычными друзьями. Сколько раз я ездил на коленях у него в колеснице отца, держа