Дикая собака - Пекка Юнтти

к озеру. – Я знаю. Рука казалась безвольно расслабленной, как плеть, прикрепленная к плечу, и я ждал шлепка, как в вестернах, когда кожа бьет по коже. Однако не услышал этого.

Аава перевернулась на спину и прищурившись смотрела в небесную синь. Кукушка прокуковала шесть раз.

– Я во хмелю, как кукушка. Но разве кукушка во хмелю? – Аава засмеялась, но внезапно ожесточилась и села. Темные брови изогнулись, в глазах мелькнуло то ли безумие, то ли гнев, а может, и то и другое.

– Он поднялся из озера, выплеснул мутную воду из глубины легких, встряхнул шкуру и завыл. Придется выковыривать сглаз ложкой. Вынуть его и закопать в землю под вишней, как разложившиеся утробные плоды за сараем.

Аава разразилась взрывом истерического смеха и успокоилась только после того, как смогла поднести бутылку к губам. Она высосала всю бутылку, дождавшись, пока в рот не стекла последняя капля.

– Все, к черту, в беспорядке, – резюмировала она, обтерев рот рукавом.

– Да, так, – согласился я, глядя на озеро. Не мог понять, где находится это место, как ни старался сосредоточиться.

– Долго тянешь, чувак, трахайся! Ты ничего ни о чем не знаешь!

Я ничего не ответил. Конечно, я не знал. Ничего. Ни о чем. Как я даже мог бы?

– Ну-у, не сердись, красивый мальчик, – произнесла Аава игриво. – Хотела испытать тебя. Много ли имеешь?

– Чего много?

– Все равно.

– Девятнадцать.

– Довольно длинный! – воскликнула она и от смеха снова повалилась на спину. Поднялась на локте и простонала, потирая голову: – О господи.

Я встал и шатаясь пошел к берегу. Чувствовал, как краснеют мои щеки. Не знал, что отвечать таким людям и как с ними себя вести. Женщина была как сила природы, а когда требовалось, так сквернословила, что даже самый грубый старик из питомника хаски оказался бы на втором месте. Однако требовалось действовать.

Проклял свое опьянение. Какой жалкий хмель. Он должен был снять препоны и придать смелости. Должен был привести к удивительным решениям, которые воплощаются только в одурманенном состоянии. Что за несчастный слабак во хмелю.

Тяжело дыша, я вдыхал утреннее тепло и размышлял. Никогда не был голым перед женщиной. Не знал ничего об этом, как это делается. Как его толкнуть внутрь, в какой позе, куда девать при этом руки? Вопросы роились в моей голове. Сомневался, пока мой дух не окреп.

Если намеревался получить, не требовалось ничего, кроме как подойти ближе, взять за руку и посмотреть, к чему приведет ситуация. Если собирался сделать, следовало сделать немедленно. Я глубоко вздохнул, выпрямился, придал лицу подходящее выражение. Сжал руки в кулаки и повернулся в сторону Аавы.

Безумная женщина спала на камне.

Шагнул в сияние дня. Ступени скрипели, голова гудела, дневное тепло волнами хлынуло мне в лицо. Зашел за угол, помочился. Кружился по двору, пытаясь понять свое точное местонахождение на планете и соединить вчерашний и сегодняшний дни в какой-либо континуум. Порвалась связь времен. В моей голове часы показывали только утро, но палящее с высоты солнце говорило о другом. Хотелось пить, кружилась голова.

Я шмыгнул в хижину – как можно тише, чтобы не разбудить спящую, нащупал рукой кружку и пошел к берегу. Зачерпнул воды и выпил, потом еще и еще, торопиться было некуда, не получил ничего. Стоял и прислушивался, как похмелье разбирается с моим телом.

Услышал, как открылась дверь и показалась Аава со всклоченными волосами. Подошла и присела рядом со мной на камень.

– Доброе утро, – сказала она охрипшим со сна голосом.

– Добрый день, – ответил я.

Лицо Аавы было белое, как свежевыпавший снег, глаза оплывшие. Плохое самочувствие отразилось на ее лице.

– Ни к черту, – вздохнула она.

Я зачерпнул в кружку воды из озера и протянул Ааве.

– Спасибо, – произнесла она и начала пить, держа кружку трясущимися руками.

– Что мы делали? – спросила она тихо, вытирая рот рукавом.

– Ничего особенного. Ты залезла на тот камень. Стало холодно, я затащил тебя внутрь избы спать.

– Спасибо, – сказала она тихо, как будто боялась рассыпаться от обычного звука собственного голоса. – Чертовски счастливый Юханнус.

– Чертовски счастливый Юханнус, – повторил я.

Когда кружка Аавы опустела, я протянул руку, взял кружку и наполнил снова. Под палящими лучами солнца воздух над озером дрожал. В природе сменилась рабочая смена. Животные молчали, только пеночка-весничка печально щебетала о чем-то, да у растений были свои дела. Ветер шелестел полностью раскрывшимися листьями осины, где-то за хижиной одна сосна скрипела о другую, камыши в устье реки постукивали в ритме ветра, как колотушки барабанщика. Лес разговаривал.

Аава громко вздохнула и бросила в воздух разрозненные ругательства.

– Жаль, что ночь проспала в норе, – сказала она и попыталась, сделав усилие, показать, что ей смешно.

Внезапно она поднялась и сорвала с себя блузку. Сняла обувь, стянула с ног носки и сбросила брюки на прибрежный мох. Скинула лифчик, и груди начали колебаться вверх и вниз, словно радуясь наступившей свободе. Аава была полностью обнажена, изгибы белокожего тела вырисовывались на темном фоне леса, роскошные и гибкие, острие темного треугольника указывало на секретное место, и я не знал, как быть. Смотрел на женщину, потому что глаза хотели, но все же заставил себя быстро перевести взгляд на траву и воду. Затем начал блуждать по небу, как будто выискивая на нем дневные звезды.

Аава вошла в воду, охнула от ее холода, но, быстро осмелев, нырнула.

Скоро я услышал приглашение из воды.

– Замечательно! Давай и ты!

– Нет, не сейчас, – крикнул я. – Приму потом душ в хижине.

Аава вышла из озера, вода стекала по ее коже, огибая торчащие от холода соски, и это было для меня уже слишком. Я сосредоточил взгляд на своих ботинках. Увидел за ними стебелек вереска, на котором демонстрировала себя маленькая голубая бабочка.

Аава вытиралась своей рубашкой, стоя в одних трусиках, а я не мог ничего другого, как только наблюдать за движениями бабочки. Они были легкие и неуклюжие одновременно. Бабочка переставляла свои тоненькие ножки, пытаясь сохранить равновесие. Крылья, как парус, встречали ветер, и бабочке приходилось быстро махать ими, чтобы не упасть.

– Там он идет, – услышал я слова Аавы. Поднял взгляд. Аава одной рукой сушила волосы рубашкой, ее груди покачивались, другой рукой указывала на озеро. Я увидел расходившийся по воде след, впереди которого белела голова, рассекавшая водную гладь.

– Нанок! – воскликнул я и вскочил. Аава действительно говорила правду. Он прятался здесь, в тиши пустынного озера.

– Он вышел из того же места, что и в прошлый раз, но в другом направлении, – сказала Аава.

– Поговори с ним,