Дикая собака - Пекка Юнтти

Сопротивление было напрасным. Люди в этом забытом богом крае осознали это. И Аава тоже.

В их домах питьевая вода стояла в ведре на столе. Я не видел у них ни телевизора, ни кофеварки, ни компьютеров, ни микроволновок, хотя пытался найти. Электрическая плита, радио и холодильник – стандартный набор бытовой техники. Даже мобильник, бога ради, такой изношенный старый вариант – с игрой «Змейка»[40] из прошлого. Когда мы носили воду для сауны, я спросил Ааву, не разумнее ли проложить трубу из колодца и качать воду насосом. Она удивилась, зачем: «Разве нам не хватило для мытья? Давай назад, если считаешь, что я грязная».

Теперь, когда я прячусь здесь, в объятиях большого леса, в компании своих блуждающих мыслей и все еще робкой – что меня огорчает – ласки, начинаю понимать их. И для меня было бы разумнее смириться. Мне показали мое место в ряду шахтеров, но я был настолько горд, что не принял его. Мне нужно было получить больше – или, говоря точнее, все. Думал, что это храбрость, но с таким же успехом это можно назвать жадностью и глупостью.

Во второй половине дня движение мух замедляется. Они перестают бегать, медленно ползут к подоконнику и застывают там, сжавшись. Мне тоже холодно. Решил опять нарушить инструкцию по безопасности, данную Пестуном, и разжечь небольшой огонь в печке, хотя еще не ночь. Думаю, не повредит, если совсем маленький огонек сделаю. Надо быть уж совсем невезучим, если кто-то почует дым и придет сюда. За тем, как мухи снуют по стеклу, было так весело наблюдать, не хочу, чтобы это закончилось.

Одна из мух, та, что с более темной спинкой, пробовала в полдень изменить стратегию и проникнуть наружу сбоку рамы. В пенале всегда найдется карандаш, который заточен немного острее. Хотя самые мудрые, конечно же, еще спят, покоясь в потолочном перекрытии в сладкой спячке, ожидая лета и подходящей ситуации. Сколько же там мух? А если учесть тех, которые забрались между бревнами? Сотни? В конструкциях деревянной хижины наверняка скрывается и другая жизнь. Разные личинки и прочие древоточцы подтачивают потихоньку нижние бревна и черновой пол.

Я уже летом заметил, что хижину стоило бы приподнять, чтобы она не начала гнить. В таких бревнах букашки и долгоносики летом делают свою работу, а теперь спят чуть ли не мертвецким сном на своих местах, пока тепло не возвратит их к жизни, к лучшим дням. В подобной организации есть своего рода надежда. Было бы хорошо заснуть на нарах и проснуться лишь под песню летней птички, с лучами северного солнца на лице. Аава была бы снова рядом. Ловила бы кумжу и жарила ее на углях. Вставай, неженка, есть, – сказала бы она, – лето опять пришло.

Хижина нагревается. Мухи оживляются, и шоу продолжается. Опять стремление, новая позиция в игровом поле, энергичное продвижение к звездам, настолько долгое, что пучеглазая голова врезается в плинтус. Новая попытка и с такой же силой движение наверх. Они не сдаются.

Добавлю еще пару поленьев. Тепла, которое они дадут, будет достаточно до наступления сумерек. Затем танцы на окне прекратятся, ибо эти приятели всегда стремятся к свету. Это был и мой план: ехать по сугробам мая к северному солнцу и повернуть незадолго до того, как море смочит пальцы ног.

Одна из мух соскальзывает на пол. Слышен только небольшой хлопок, и муха лежит на спине. Она некоторое время крутится, пытаясь перевернуться, но не в состоянии сделать это. Жизнь похожа на резиновую ленту, которую можно растягивать определенное время, но которая в конце концов всегда обрывается.

Я тоже должен спросить, сколько мне осталось от моих усилий. Правильный ответ таков: меньше, чем если бы я вообще ничего не делал. Если бы я так сильно не пытался, стремясь воплотить свои мечты, не лишился бы жизни, а если бы и лишился, то получил бы достойные похороны.

Матери, отцу, Ристо, Матти и Санне не потребовалось бы ждать, когда сообщат о том, что я пропал без вести, и объявят на этом основании умершим – они смогли бы провести церемонию благословения вовремя. И в подходящий день, когда ветер усилится и разгуляется по тундре, они взобрались бы на вершину Расттигайсы, чтобы рассеять мой прах в пространство Финнмарка, куда я все время так истово стремился.

Неважно, что моя мысль настолько противоречива, что нет в ней ни начала, ни конца. Вероятно, я запишу ее на оборотной стороне этих писем как свое последнее желание, хотя, конечно, моя смерть не имеет никакого значения. Мы – мухи под этим огромным небом.

На улице темнеет. Я кладу войлочное одеяло перед окном, зажигаю свечу и ставлю ее на пол. Непрерывно смотрю на муху. Она шевелит лапками, одно ее крыло трепещет. Пока она еще жива, но постепенно ее движения замедляются. Спектакль заканчивается. Все проходит красиво и спокойно.

Июнь 2009

Надо мной порхала охотившаяся пустельга. В траве шуршала и кипела жизнь. Бабочки – синие, пестрые и ярко-оранжевые – пытались противостоять ветру на прибрежном лугу. Они нацелились на купальницы, луговые лютики, одуванчики и журавельники, которые качались надо мной, как море. Я лежал в этом море травы.

Щенки сидели у меня между ног и боролись друг с другом. По совету Матти я взял с собой половину щенков одного помета Джун: так они готовятся к будущим походам.

Вытащил телефон из кармана и поднял его к небу. Надо бы позвонить. Или отправить сообщение, короткое и беззаботное, которое выглядело бы так, как если бы было написано без многодневного обдумывания содержания, формы и того, как получатель его, возможно, интерпретирует.

После Юханнуса прошло уже много времени. Аава, вероятно, скоро меня забудет.

Щебетанье и чириканье маленьких птичек наполняло березняк на краю поля. Белые стволы сияли, как флагштоки, на фоне зелени леса. Весь видимый мир бурлил, наполненный активной жизнью. Это было северное лето, и его дыхание захватывало. Пустельга нашла другое место, села перед солнцем и почти исчезла в ярких лучах. Я видел только кончики ее крыльев.

Включил телефон и принудил свои пальцы напечатать.

Привет, я здесь посиживаю и решил спросить, как ты там. Саму. Жму «отправить».

Ушло, порхая по воздуху, понеслось от вышки к вышке и звякнет в ее трубке. Его уже не отменить, остается просто ждать. Бросил телефон в траву рядом с собой, закрыл глаза и позволил солнцу подкоптить мое лицо. Минуты шли. Один из щенков захрапел.