Дикая собака - Пекка Юнтти

– А я никогда не хотела ничего другого, кроме мужчин, – выпалила Аава, превратив меня в гранитного примата, который оцепенело отхлебывал кофе. Она взглянула на улицу, допила кофе и, словно не заметив перемены в моем поведении, вежливо, как хозяйка, предоставила гостю возможность вновь приобрести человеческое обличье.

– Пойдем посмотрим твоих пушистиков?[42] – предложила она, когда я, наконец, наклонил чашку, чтобы допить кофе. Кофе попал в дыхательное горло.

– Ах, собак? – вырвалось у меня с кашлем, и я тут же осознал бессмысленность сказанного.

Аава засмеялась, и это уже был не обычный смех, а преувеличенное, уничижительное гоготание, и мне не оставалось ничего, кроме как попеременно смотреть то на дверь, то на окно и думать, через что быстрее осуществить побег. Наконец она собралась с духом, вытерла глаза, сказала да-а и, протянув через стол свою руку, положила ее на мою.

– Какой же ты все-таки, Мерци, – прошептала она и поскребла ногтем мой палец.

Я готовился к выслеживанию собаки с особой тщательностью. Сделал сэндвичи с лососем, положил листья салата между ломтиками, заварил медовый чай в термос. Купил ароматизированную воду на случай, если будет жаркий день, а также плитку шоколада, если захочется сладкого.

Постирал брюки и рубашку, проветрил анорак. Рубашка лесоруба выстирана и выглажена, с резиновых сапог смыто собачье дерьмо. Долго полоскался около котла в сауне, брился, тщательно вымыл подмышки и основание крайней плоти, срезал ножницами лишнюю растительность. Нанес на волосы немного воска, чтобы они не выглядели такими приплюснутыми, размазал «Рексону» в подмышках и поискал в зеркале выражение, которое приручило бы зверя. Все признаки указывали на то, что сопротивление закончится, оковы спадут и мне, наконец, повезет.

Поставил тарелку со спагетти на обеденный стол и занял свое место напротив Санны и Матти. Они долго смотрели на меня, потом, улыбаясь, друг на друга. Я закатывал спагетти в соусе из мясного фарша и делал вид, что ничего не замечаю.

– Значит, так, – добродушно сказала Санна.

– Так что ты надумал… Поискать собаку? – произнес Матти.

– Да, такое намерение.

Матти поднял свой нос, как что-то замышляющий пойнтер.

– Думаешь привлечь его кремом для бритья? Остерегайся, чтобы не капнуть томатный соус на рубашку. Останется непойманной… эта собака, – резюмировал он.

Санна расхохоталась. И Матти не выдержал. Он похлопал жену по щеке и спросил, не стоит ли и им сегодня немного поискать собаку. Санна смеялась до всхлипов. Матти прослезился, сотрясаясь от смеха.

Очень забавно. Я ускорил темп, запачкал спагетти уголки рта, наклонился ближе к тарелке, чтобы не обрызгаться. Кто только придумал такую еду. Как будто ешь мертвых ленточных червей, которые выходят иногда из собак после дегельминтизации.

– Спасибо. На этом все, – сказал я и рванул прочь.

– Значит, отправляешься, – повторил Матти и улыбнулся так, что блеснули зубы.

– Подожди, – остановила меня Санна, поспешив ко мне. Она подошла так близко, что я испугался объятий, но ей просто хотелось что-то поправить. Она слегка откинула мне волосы за ухо, расправила воротник.

– Ты действительно великолепен, – похвалила она и тепло улыбнулась. – Удачной поездки.

Я свернул во двор зеленого дома. В сиянии цветов середины лета эта развалина выглядела еще хуже: краска с выступов и пазов отшелушилась, белые оконные рамы облупились. В окне показалась голова Аавы, вскоре хлопнула дверь.

Аава туго заплела волосы и немного подкрасила губы помадой. Она завернула к локтям рукава фланелевой рубашки в бело-голубую клетку. Расстегнутые верхние пуговицы позволяли видеть загорелую кожу. Села в машину, неся с собой свой неповторимый запах. Улыбнувшись, спросила, едем ли мы.

Прежде чем мы оказались на главной дороге, я увидел, что в окне дома колыхнулась занавеска. Серое лицо старой женщины застыло в оконном проеме.

– Не бери в голову. Бабуле не нравится, что парни забирают меня со двора. – Аава улыбнулась и помахала в окно.

Мы бороздили из деревни в деревню, осматривали лес из боковых окон автомашины, делали длинные прогоны по дороге в поисках собаки. Мы оба знали, что собаку не найти подобным образом, но искали, потому что это было то, что я предложил Ааве и на что она согласилась. В тот вечер сообщения летали над западной кайрой, телефоны звонили часами.

Мы кружили на «Хайлаксе», делали остановки, перекидывались отдельными короткими фразами, поскольку воздух был настолько плотный, что, казалось, и говорить трудно.

Я включил музыкальный канал по радио, чтобы заполнить тишину и отвлечься от необходимости проявить инициативу. Надо взбодриться и что-то предпринять. Радио стало приметой времени. Оно предназначено для меня.

Наконец я остановил машину в дорожном кармане, откуда открывался вид на большое озеро. Его гладь пересекала белая рыбацкая лодка. Над лодкой кружилась стая чаек, они были как подброшенные в воздух мечты.

– Ее не видно, – сказал я.

– Да, так, – согласилась Аава. – Ты пришел искать только собаку?

– Как так?

– Я думала, ты хочешь меня.

– Пришел, да вот…

– Ну, может быть, нам стоит отправиться в ту хижину? – спросила Аава, тихонько похлопав меня по бедру и оставив на нем руку.

Лес молчал, будто затаив дыхание в ожидании того, что должно произойти. Сосны выстроились по берегам, гагара пристально смотрела, не сгибая шею и оставляя на воде след плавного скольжения. Горностай поспешно нырнул через тропинку в свою нору. Буроголовая гаичка, не смея пошевелиться, сидела на гнезде с широко расставленными крыльями, обогревая своих голых птенцов, покрытых рыжевато-серым пушком.

Трусы-боксеры упали на дощатый пол. Рядом приземлилась рубашка, за ней вторая. Прохладные женские руки скользнули по моей коже, словно искали место, где согреться. Печь гудела, сырая прохлада хижины сменилась сияющим теплом.

– Подожди, одну секунду, – прошептал я. – Или поскольку я… Или я не знаю…

– Так это в первый раз?

– Да, или…

– Обещаю, что буду стоить этого.

– У меня в бумажнике эти…

– Тс-с, – произнесла она, приложив палец к моим губам.

Так мы отправились. Расправив крылья, летали, как ласточки в августовском небе, сначала наощупь, пока я не понял, как несут крылья.

Но затем я взорвался.

Плюхнулся бессильно на нары, только пух разлетелся по сторонам.

Аава села, подняла мои обмякшие ноги поверх своих и погладила бедра. Она потянулась за своими трусиками на углу нар, обтерла ими мой измученный член и сказала, что это ничего.

– Я оживлю тебя.

Мы сидели на берегу, завернувшись в толстое серое шерстяное одеяло. Ночное солнце скрылось за скалой Зла, небо на юге было настолько темно-синее, что могло предвещать дождь. Лицо Аавы раскраснелось от жара костра.

Она просунула руку мне под рубашку. Я вздрогнул.

– И я в