Волшебство для Мэриголд - Люси Мод Монтгомери

«Тётя Джозефина говорила, что ты образцовая совершенная леди. Я старалась быть такой же идеальной, как ты», – выдохнула Мэриголд.

Они посмотрели друг на друга и всё поняли.

Гвендолен захохотала.

«Я больше ни дня бы этого не выдержала, поэтому и засунула голову в ворота».

«Тётя Джозефина сказала, что ты перед сном повторяешь гимны и сделала ангела своим образцом, и…»

«Я просто надула тётю Джозефину, было приятно подшутить над ней».

Конечно, это было нехорошо. Но вместе с неодобрением у Мэриголд вдруг возникла и начала расти симпатия к Гвендолен Винсент.

«Она с ума меня свела, восхваляя тебя. Я хотела показать, что ты не единственная праведница на свете».

«Ты правда хотела послушать того проповедника?» – спросила Мэриголд.

«Правда. Хотела услышать какие-нибудь истории про людоедов, чтобы играть в них, когда вернусь в Крутой Холм», – ответила Гвендолен.

Это звучало ещё хуже. Но как она нравилась Мэриголд теперь.

«Мы потеряли целую неделю», – скорбно сказала она.

«Ничего, мы всё восполним на этой», – зловеще ответила Гвендолен.

Бабушка до сих пор не может ничего понять. Она навсегда запомнила эту неделю.

«Одна из ваших загадок», – всегда повторяла Саломея, если речь заходила о Гвендолен Винсент.

«По костюму не определишь, кто праведник, а кто нет», – заметил Люцифер, опасаясь за сохранность своего хвоста, несмотря на благочестие Гвендолен.

Глава 12. Мэриголд развлекается

1

«Больше ничего жирного. Я чуть не умерла на этой неделе от жирной еды», – такова была декларация независимости Гвендолен вечером за ужином. Бабушка, ещё не заметившая ворота – Фидим заделал их очень тщательно, – гадала, что же с ней произошло.

«Тебе следует есть жирное с постным», – сурово сказала она.

Гвенни показала бабушке язык. Мэриголд была потрясена, осознав, что можно сделать такое и остаться в живых. Бабушка промолчала. Что тут скажешь? Но про себя отметила, что Гвендолен унаследовала характер Энни Винсент и даже более, чем они предполагали. Бабушка никогда бы не призналась в том, что не меньше Мэриголд устала от совершенства Гвендолен. Поэтому она притворилась, что не заметила гримасы.

В последующие дни бабушке не раз пришлось притворяться ослепшей, чтобы не нарушить гостеприимство и не вызвать вечный гнев Энни Винсент, отшлёпав её отпрыска или отправив домой с выговором. Знаменитая безмятежность Елового Облака оказалась разбитой вдребезги. День без приключений Гвенни считала потерянным.

Мэриголд была в восторге – но с оговорками. Гвенни не интересовали книги или котята, она ничего не знала про дриад, что жили в буковой роще, и про водных духов, что являлись в гавань штормовыми ночами. Мэриголд не приходило в голову рассказать ей о Сильвии или пригласить на тайные тропы своих волшебных лесов. Но всё же Гвендолен была славной маленькой выдумщицей. Она всегда находила, чем заняться, с ней было весело. Она всегда подражала кому-то, умела идеально изобразить любого человека. Это было очень смешно – хотя Мэриголд не могла избавиться от мысли, что, когда она поворачивалась к Гвенни спиной, та, возможно, изображала её.

Бабушка очень сердилась, когда за обедом Гвенни пролила суп на шёлковое платье миссис Доктор Эмсли, изображая, как старый доктор ест суп. Мэриголд корчилась в конвульсиях нечестивого веселья.

Конечно, такие забавы были хороши. Но Гвенни смеялась над вещами, которые Мэриголд научили почитать, и хихикала тогда, когда полагалось быть почтительной. Особенно ужасно было ходить с нею в церковь. Она так смешно говорила о каждом, что Мэриголд тряслась от сдерживаемого смеха, так, что иногда сотрясалась скамья, а бабушка строго смотрела на неё.

Мэриголд не позволила Гвенни крестить котят. Гвен решила, что это будет «очень весело» и даже приготовила таз с водой и всё прочее. Она должна была изображать священника, а Мэриголд – держать котят.

Но Мэриголд настояла на своём. Никакого крещения котят и всё.

«Бабушка не позволила бы такого», – сказала она.

«Мне всё равно, позволяет она или нет», – заявила Гвенни.

«А мне – нет».

«Ты просто её боишься, – презрительно сказала Гвенни. – Будь смелее».

«Я смелая, – ответила Мэриголд. – Я не хочу крестить котят не потому, что я её боюсь. Просто это неправильно».

«Знаешь, – сказала Гвенни, – что я делаю, когда папа и мама мне что-то не разрешают. Я сажусь и ору до тех пор, пока они не сдадутся».

«С бабушкой такого не получится», – гордо ответила Мэриголд.

Гвенни весь вечер дулась, а Мэриголд переживала, потому что полюбила Гвенни. Но есть вещи, которые делать нельзя, и крещение котят было одной из них. Утром Гвенни объявила, что прощает Мэриголд.

«Меня не нужно прощать. Я не сделала ничего плохого», – сказала Мэриголд.

«А я прощу тебя, и ты не сможешь мне помешать, – добродетельно заявила Гвенни. – А теперь давай придумаем что-то другое. Мне надоело всё, чем мы занимались. Подумай, был ли в твоей жизни день, когда ты делала всё, что хочешь?»

Мэриголд подумала и сказала: «Нет».

«Тогда давай сегодня делать всё, что захотим. Каждую мелочь».

«Всё, что захочешь ты или всё, что я?» – спросила Мэриголд.

«Всё, что я, – объявила Гвенни. – Я гостья, поэтому ты обязана исполнять мои желания. Теперь идём и не будь «котёночком». Я не стану просить тебя крестить котят. Оставим всё святое в стороне, если ты такая брезгливая. Знаешь, что я хочу сделать. Ужасно хочу попробовать черничное вино. Вчера попросила твою бабушку дать мне попробовать, но она сказала, что это нехорошо для маленьких девочек. А по мне это вздор. Я хочу прямо сейчас достать бутылку и открыть её. Мы чуть-чуть отопьём и вернем бутылку на место. Никто не заметит».

Мэриголд хорошо понимала, что это неправильно. Но в отличие от крещения котят это «неправильно» было другим. Кроме того, она знала, что Гвенни сделает так, хорошо это или не очень, а у самой Мэриголд имелось тайное желание узнать, что из себя представляет черничное вино. Ей никогда бы не позволили попробовать его, и она считала, что это очень нечестно. Бабушкино черничное вино славилось в округе, и все гости, приходящие к ужину, угощались этим вином с пирогами.

Бабушка с мамой и Саломеей собирали августовские яблоки далеко в саду. Шанс был хорош, и, как сказала Гвенни, никто не заметит, если они немного попробуют и вернут бутылку в кладовку в тёмный угол.

В столовой было прохладно и сумрачно. Весной стены столовой оклеили новыми обоями, мама повесила новые занавески кремового оттенка. Августовский бриз поигрывал ими. В центре стола стояла красивая синяя бабушкина ваза с кипой пурпурных дельфиниумов, подарок тёти Дороти из Ванкувера.