Морской царь - Евгений Иванович Таганов

ему дважды удавалось ускользнуть от пирующих, чтобы навестить своих наложниц. От глаз Милиды, разумеется, его отлучки не ускользнули, но тут, как говорится, ничего не поделаешь, хорошо хоть кятская танцовщица отсутствовала, будучи под надзором своего Глума.

За истёкший год всевозможных состязаний стало столь много, что на всё просто не хватало времени. На этот раз из общего перечня были изъяты почти все единоборства «сам на сам», оставлены лишь все «двое на одного»: и с оружием, и с кулаками, и с верёвочным пленением. Главный упор был сделан на всё ватажное — «стенка на стенку»: и кулачная, и палочная, и с вытеснением из квадрата, и с перетягиванием цепи.

Обычные конные скачки дополнились скачками с трёхпудовым мешком, равным весу полного катафрактного доспеха, скачками с резкой остановкой и разворотом на одном месте и скачками через пять полуторааршинных заборов. Тут во всей красе проявили себя тяжёлые кони хемодских латников и кятские аргамаки.

Затем князя ожидало новое зрелище: состязание повозок — ведь упряжным лошадям тоже не повредит проверка на силу, резвость и выносливость. Сначала по ипподромному овалу сделала по пять кругов одна четвёрка двуосных повозок с грузом в тридцать пудов, потом вторая и третья. Их возницам требовалось всё их искусство, чтобы справиться с четвёркой лошадей, запряжённых парами и избежать опасного соприкосновения с другими повозками. Далее состязались камнемётные колесницы с мешками на восемь пудов вместо камнемётов и более лёгкие лучные двуколки. Последние неслись с ураганной скоростью, но и их обгоняли ратайские коляски с пружинным днищем для гонцов. Наконец пришёл черёд малых одноконных колясок — самой последней новинки чудо-мастера.

Когда их увидели, смех побежал по рядам зрителей. Ратай не придумал ничего лучше, чем снабдить колёсами простую волокушу. В отличие от двухаршинных колёс повозок и колесниц, колёса волокуш не превышали одного аршина, так что маленькое сиденье между ними находилось у самой земли. Всего колёсных волокуш было две: на одной сидел сам мастер, на другой — его помощник Вихура. Для сравнения скорости были выставлены две коляски для гонцов.

— На ровной дорожке его одноконка, может и хороша, но где в походе найдёшь дорогу без бугров и колдобин, — ревниво отозвался о волокуше за спиной князя Корней.

— Он же в жизни ни разу ни с кем не состязался, — обеспокоился Агапий.

— Да уж, наверняка, на своём стрельбище уже испробовал, — предположил Радим.

Это убедило Дарника, и он утвердительно махнул распорядителю скачек.

Четыре возка выстроились в ряд, сигнальщик ударил молотом в било, и лошади рванули вперёд. Иноходцы волокуш зачастили ногами и на полкорпуса, а потом и на корпус стали уходить от колесниц. Но возницы колясок принялись охаживать своих лошадей, те перешли на галоп и начали настигать волокуши. А потом случилась беда: иноходцы, чтобы не отстать, тоже перешли на галоп, последовали удары задних ног о дно волокуш и на глазах зрителей оба оружейника вместе со своими сиденьями и колёсами на полной скорости друг за другом взлетели высоко вверх и, ломая оглобли, грянулись о землю. Ратай остался там, где упал, а запутавшегося ногой в вожжах Вихуру лошадь протащила сотню шагов. Прибежавший с места падения гридь сообщил князю, что Ратай чуть дышит, а Вихура разбился насмерть.

Рыбья Кровь был в ярости: что за безумное удальство! Приказал лекарям самый лучший уход за раненым, но сам к чудо-мастеру не пошёл — слишком злился на него. Чтобы немного развеяться, приказал ехать в Ставку. Проводив жену с сыном до пружинной колесницы, сам вскочил в седло и поехал лишь с княжеской ватагой. Дополнительно ничего не сказал, поэтому за ним в Ставку потянулся и весь двор: воеводы, и тудун с Бунимом.

В Ставке в Золотой Юрте его ждало новое приобретение жены: за лёгкой занавеской на женскую половину стояла большая в два аршина кадка с водой.

— Тебе нравится? — беспокойно спросила Милида.

Оказалось, что таких кадок в Ставке уже два десятка. Так и не привыкнув к словенским баням, кутигуры обнаружили у бондарей Дарполя (своих заклятых врагов хемодцев) вот такую разновидность помывки: бросать в кадку с водой раскалённые камни до хорошего нагрева, что очень понравилось.

Осмотрев кадку, он одобрил покупку жены, но вместо её немедленного опробования, позвал Милиду с сыном в настоящее купание в Яике. Жена плавать не умела, поэтому пришлось искать подходящее место, чтобы и закрыто от посторонних глаз и неглубоко. Там и принялись весело плескаться в горячей воде, Милида в нижней рубашке, муж с сыном нагишом. Десятимесячный Альдарик сначала не хотел идти в воду, а потом — из воды. Так и баловались на мелководье, хихикая и улыбаясь друг другу.

— Когда надо будет кого — позову, — сказал князь Афобию и двум гридям, что означало: никого не пускать.

Но даже они не могли остановить Корнея, вдруг вышедшего из-за кустов в неожиданном месте.

— Когда-нибудь я точно велю тебя выпороть, — недовольно пригрозил ему Дарник.

— Тебе надо на это посмотреть! — кивнул в сторону Ставки воевода-помощник.

— Потом!

— Давай, давай. Потом будет не то.

Князь подчинился, вылез из воды, вытер сына, прикрыл жену для переодевания в сухое, облачился сам.

Всё сборище воевод было возле Золотой Юрты. Но Корней указал рукой в сторону. По Дарпольской дороге приближалась торжественная процессия: крытые носилки несли на плечевых шлеях восемь невольников, а по обоим сторонам носилок двадцать хазар в одинаковой праздничной одежде, со щитами и мечами.

Ушедшая было злость вернулась к князю. Такие носилки он прежде видел в городах Романии и они всегда вызывали в нём лютое отвращение. И Корней знал об этом. Шагах в тридцати от Золотой юрты носильщики опустили носилки на землю и из них выбрались Давуд с Бунимом. Визирь-казначей в тёмном трёхцветном одеянии, тудун тоже в трёхцветном, только в ярком, сверкающем драгоценными камнями. Холёное полное лицо и тело Давуда ибн Джабаля безошибочно указывали на привычку именно к такой роскошной и всеми уважаемой вельможной жизни.

— Сжечь! — приказал князь Корнею, когда высокие гости приблизились к юрте.

Воевода-помощник с готовностью сделал знак своим дозорным и направился к носилкам. Давуд и Буним удивлённо обернулись ему вслед. Визирь сообразил первым:

— Нельзя, князь, это жечь! Только не это!

Дозорные, оттеснив невольников, подхватили носилки и потащили их прочь.

— Как сжечь! Почему? — по-словенски тонким голосом выкрикнул тудун.

— В моём княжестве люди людей на себе не таскают, — спокойно произнёс Рыбья Кровь и, сделав