Морской царь - Евгений Иванович Таганов

Ушибленная голова пошла Второму После Князя на пользу, он тут же придумал особые камнемёты ещё и для лодий, где свободного места было меньше, чем на биремах. Чудо-мастер расположил в новом камнемёте лучные плечи не плашмя, а стоймя. Насаженный на крепкую станину такой камнемёт с двумя отвесными луками представлял собой диковинное зрелище, тем не менее вращался во все стороны и стрелял тремя стрелами и каменными «яблоками» ничуть не хуже обычного плоского камнемёта.

Не менее серьёзно готовилось и морское войско. Снова и снова отрабатывались те или иные построения обоих бирем, двух старых и двух новых лодий, обстрел ими из камнемётов береговых целей и высадка с судов атакующих ратников. Под это дело менялось и вооружение моряков: меньше железа и тяжестей, больше ловкости и быстроты.

Была уже спущена на воду третья бирема, на которой продолжалась лишь внутренняя достройка. Всем было интересно, чьё имя украсит её борта: Лидии или Евлалии. Дарник, чуть поддразнив народ своим молчанием, назвал новое судно «Романией», таким образом, объединив в одном слове обеих своих полужён-ромеек. Воевать с тудэйцами решено было двумя биремами, «Калчу» же определили для челночного плаванья в Секрет-Вежу с досками, зерном и овцами.

Расходы, расходы, расходы! От них можно было сойти с ума. Когда-то в детстве, когда ромей Тимолай из соседнего селища рассказывал ему, что на любую войну всегда нужно много денег, Дарник совершенно не мог этого понять. Ведь князь просто объявляет набор войска, ополченцы и бойники являются к нему со своим оружием, смерды по той же команде дают съестные припасы — и в поход! А тут, оказывается, почти за любую ерунду приходится выкладывать полновесное серебро. Кузнецам плати, шорникам плати, сапожникам, мельникам, тележникам плати…

А где доходы? Торговые пошлины хороши, но малы, земельные наделы в Петле за дирхемы мало кто хочет брать, мастерские ремесленников пока поддерживать надо, а не поборами душить, урожаи с земельных угодий тоже ещё впереди. Хорошо ещё, что удалось немного остановить перетекание дирхемов в Хемод. Дарполь уже сам поставлял туда, кроме колбас, масла и сыра лебёдки и водяные часы, мыло и сукно, пружинные колесницы и ковры, хотя количество хемодских товаров всё ещё вдвое перевешивало.

— А чего, если ты за спасение от Белой Вдовы сто дирхемов берёшь, не брать судебную мзду и за судебную мелочёвку? — подала совет стратигесса. — А если денег нет, то пусть, как кятцы на земляных работах бесплатно отрабатывают.

Сказано — сделано. За убийство воеводы, купца и тиуна — 200 дирхемов, кутигура, ратника и женщины-первозимовщицы — 100 дирхемов, пришлого мужа и жены — 70 дирхемов, за выбитый глаз — 50 дирхемов, сломанный нос — 20 дирхемов, выбитый зуб — 10 дирхемов, за кражу оружия — 70 дирхемов, коровы или коня — 50 дирхемов, свиньи и овцы — 20 дирхемов и так далее.

— Он хочет княжество воинов превратить в княжество смердов, — глухо ворчали в юртах и домах на это нововведение ратники и малые воеводы.

— По моим подсчётам, жизнь каждого воина обходится мне в сорок пять дирхемов, — отвечал на это Рыбья Кровь. — И мне лучше любым способом добыть четыреста пятьдесят дирхемов, чем потерять десять ратников.

Число было взято Дарником, что называется с потолка, однако оно произвело нужное впечатление, проверять княжеские расчёты охотников не нашлось. Зато мысль о том, что запас в 100 дирхемов может спасти жизнь перед корыстным князем, медленно, но верно внедрялась в умы самых беззаботных парней. И подённая работа у того или иного мастера-ремесленника или в платной поварне становилась уже в порядке вещей.

Наведываясь через день в Дарполь, князь с удовольствием замечал происходящие там перемены. Правило запрета ношения в городе оружия, казалось, изменило даже осанку ратников. Если прежде, положив руку на рукоятку меча или клевца, каждый чувствовал себя молодцом в самой скрюченной позе, то теперь, проходя мимо женщин, большинство старалось принять горделивый и статный вид и вместо оружие поневоле хвастались своим нарядом: любая запачканность или прореха превратились в настоящий смертный грех. Ещё наряднее старались выглядеть женщины, покупка шёлка и драгоценных украшений уже стало кошмаром для их мужей и полумужей. Хорошел и сам город: полностью исчезли палатки крытые войлочными полостями, одна за другой исчезали юрты и «корзины», им на смену приходили Длинные дома и даже фундаменты домов каменных. Переселившиеся в Петлю и на Левобережье хемодцы привезли с собой саженцы фруктовых деревьев и винограда, чья робкая зелень также приятно радовала глаз. Корней по секрету поведал Дарнику, что «курицы» подговорили Агапия строить тайно каменные хоромы для князя, мол, если он потом начнёт ерепениться, то хоромы отойдут Ратаю или самому наместнику. Укрепляли и городской вал, сильно просевший за зиму, а на Репейских и Хазарских воротах возводились деревянные башни. Повсеместны стали лавки-мастерские ремесленников и таверны. Бесплатные же поварни заметно опустели. Женатые ратники теперь там просто получали по паре фунтов мяса и круп и несли их на домашнюю готовку, а воеводы и вовсе повадились по тавернам пировать под запись — «если не убьют, то когда-нибудь точно рассчитаюсь». Особенно поражало Дарника количество в столице беременных женщин, если не каждая третья, то каждая четвёртая щеголяла с уже заметным животом. Ничего удивительного, что и его женщины не устояли против такого поветрия. И было весьма любопытно, как Евла объявит ему о своём предстоящем материнстве.

— Скажи, а ты хотел бы иметь от меня сына? — сказанула она на первой же их любовной встрече по возвращению князя в Дарполь.

— Лучше двух или трёх, — поощрил он.

— Шутишь или действительно хочешь так? Говорят, у богатых магометан, когда умирает хозяин дома, старший сын старшей жены убивает всех сыновей от других жён.

— Что за чепуху несёшь! Держу тебя за умную матрону, а лепишь непонятно что!

— Ну так я беременна! — Она пристально глянула на него тревожными глазами.

— И молодец, значит, мои мужские труды не пропали напрасно!

— Милиде ты тоже так ответил? — чуть обиделась ромейка.

— Как вы, бабы, не любите думать о хорошем, а только каркаете о плохом! Пока я жив, ни один волос не упадёт с твоей головы. Ну, а от женских злых слов, будь добра защищайся сама. В общем, я очень и очень рад, что у меня будет от