Пыль. История современного мира в триллионе пылинок - Джей Оуэнс

Кроме того, все здесь хотят модернизации региона. А в какой форме – вопрос открытый.

В субботу у меня появляется новая соседка: Mama Snake, диджей из Копенгагена. Мы болтаем весь вечер. Мы ровесницы, у нас похожие политические взгляды и приоритеты, мы обе балансируем между работой и творчеством (она не только диджей, но и врач)[387]. Прогуливаясь на закате по территории фестиваля с пивом в руке, мы с грустью обсуждаем упадок клубной культуры в Лондоне и за его пределами. Заведения закрываются, правила лицензирования ужесточаются. Культурные горизонты целого поколения сужаются до Uber, Netflix и Deliveroo – сервисов, отделяющих нас от города и друг от друга. Я работала с молодежью – кажется, никто из них не знал, какие чудеса способен творить танцпол. И узнавать не хотели.

Мы с ней похожи на парочку продвинутых бабуль, которые ворчат, что современные дети ничего не знают про «Лето любви»[388]. Разговариваем про общность, сопротивление, освобождение. Mama Snake говорит, что теперь она предпочитает выступать в развивающихся странах; местах, где электронная сцена только появляется; где ощущается, что ее выступления действительно что-то значат для людей, а не воспринимаются как фоновая музыка на очередной субботней тусовке. На «Стихию» она приехала с другого мероприятия в Азербайджане.

Настало время ее сета. Я пришла в самый центр танцпола, чтобы оказаться внутри толпы. Энергия здесь немного дикая: местные молодые люди (где-то около тысячи), возможно, никогда раньше не видели и не слышали ничего подобного, и каждый из них так или иначе проверяет границы допустимого. Можно ли девушкам ходить в одном бюстгальтере, танцевать с иностранцами и пить пиво в общественном месте? Зарождающаяся техно-сцена позволяет прощупать, что вообще дозволено танцевальной музыке в Узбекистане – стране, где такой фестиваль просто не мог состояться еще три года назад.

В передней части танцпола в основном парни – молодые люди и подростки. Еще чуть-чуть – и эта мужская энергия выльется в мошпит. Девочки-подростки стоят группами подальше и делают селфи на новые большие китайские телефоны на Android с широкоугольными объективами, где в кадр помещаются сразу три-четыре человека. Зовут фоткаться вместе с ними, хоть мы и не знакомы, – я иду. Снаружи, там, где обрывается фестивальный свет, выстроились полицейские в темно-синей форме. Их трудно разглядеть на фоне ночной пустыни.

И тут в ночи раздаются необыкновенные звуки, а вокруг распространяются вибрации, как от гонга. За диджейский пульт, немного возвышающийся над толпой, встала Mama Snake – блондинка в черном платье-футболке и армейских ботинках. Боже, что это? Ее сет – просто фантастический. Бесконечные органные аккорды сливаются с женским голосом, на который наложен эффект реверберации. Я вроде бы знаю трек, но в то же время не могу назвать – он одновременно арабский и западный. Будто бы это саундтрек к еще не вышедшему сиквелу «Бегущего по лезвию» или «Дюны». Необычная, дерзкая, нарастающая музыка. Mama Snake играет с нами, дразнит толпу. Сам трек очень длинный, и я несколько минут с волнением и предвкушением жду дроп.

Мы с ташкентским любителем техно не можем поверить своим ушам и изумленно переглядываемся. Мы и подумать не могли, что услышим такое из этой потрясающей звуковой системы в этом удивительном месте. Mama Snake у пульта стоит с улыбкой до ушей.

А потом – наконец-то! – происходит дроп, кульминация. Вся площадка просто взрывается от восторга.

После сета я иду за кулисы и, с трудом собирая слова в предложения, делюсь впечатлениями с Mama Snake и Отабеком, который в синей рубашке от Tommy Hilfiger все еще выглядит на удивление опрятно и свежо. Пульт тем временем занимает DJ Sodeyama.

Последний трек – особенный. Это подарок от Эдуарда Артемьева, отца электронной музыки в России (тогда еще СССР) и автора саундтреков ко многим фильмам Тарковского, включая «Сталкер» (1979). Действие фильма происходит в так называемой Зоне – ландшафте с промышленными руинами, где все изменилось после того, как кое-что произошло. Ландшафт этот с тех пор остается нетронутым, хотя в некоторых местах его отвоевывает природа.

Музыка замолкает. Мы, счастливые и восхищенные, слоняемся по дороге под небом, усеянным бесчисленными звездами. Затем раздается крик – и мы несемся в ту сторону. На обочине загораются огромные деревянные буквы S E A («море»). Языки пламени поднимаются высоко и пляшут в ночи. Фанера быстро сгорает – остается только силуэт конструкции. По сути это просто зрелище без особого смысла, но мы все равно никуда не уходим, пока огонь не догорит.

В воскресенье днем я еду с диджеями обратно в Нукус. Водитель опаздывает на несколько часов. «Муйнак!» – восклицаем мы, будто бы этим все объясняется. Здесь все идет не по плану. Пока что.

Отабек решает проблему кучей созвонов, после чего приезжает большой полноприводный внедорожник, который доставит нас в город по старой разбитой советской дороге. Везде ямы да ухабы – то и дело приходится хвататься за потолочные ручки. Затем, неподалеку от города, мы видим первого пылевого дьявола. Потом еще одного. Но самый большой – третий: песчаный вихрь вырастает до километра, а потом рассеивается. Мимо проходит стадо бурых коров, которое тоже поднимает пыль.

Как символично! Глядя на пылевых дьяволов, я размышляю, что в природе трудно найти более зловещие явления. А потом исправляюсь: природа-то тут ни при чем. Эти вихри происходят из-за нас, людей. И происходят давно. Первое письменное свидетельство – трагедия древнегреческого драматурга Софокла «Антигона», написанная примерно в 450 году до н. э.:

Так время шло, пока на небесах Не встало солнце кругом лучезарным И зной не запылал. Но тут внезапно Поднялся вихрь – небесная напасть, Застлал от взоров поле, оборвал Листву лесов равнинных; воздух пылью Наполнился. Зажмурясь, переносим Мы гнев богов…,[389]

Сколько еще страдать Муйнаку?

Наибольший ущерб, как рассказывал Отабек, наносит пыль, которая летит даже в соседние страны. По его словам, правительство страны признает проблему, но просит обсуждать не причины ее возникновения, а способы смягчить или минимизировать урон. «Именно поэтому ООН, по инициативе нашего президента, – общественный деятель Отабек, конечно, отдает должное правителю, – создала фонд по человеческой безопасности для региона Приаралья. Этот фонд тратит много денег на снижение рисков. А один из лучших способов, если не лучший, – это облесение».

Ученые согласны: пыль могут остановить только растения[390]. Корни одного кустарника саксаула способны укрепить 10,6 кубометра почвы, уменьшить ветровую эрозию, стабилизировать