Пыль. История современного мира в триллионе пылинок - Джей Оуэнс

шесть). ЮАР и Израиль разработали ядерное оружие, но так никогда его и не тестировали. Инцидент Вела – вспышка, зафиксированная спутником над Индийским океаном 22 сентября 1979 года, – тоже считается ядерным испытанием, но кто за ним стоял, до сих пор неизвестно.

Большинство испытаний поначалу были атмосферными, то есть проводились над землей. Бомбы размещали на 200-метровых башнях, воздушных шарах и баржах, а также сбрасывали их с самолетов. При взрывах в воздухе увеличивалась разрушительная мощь, поскольку ударная волна отражалась от земли. В период с 1958 по 1962 год было проведено несколько испытаний на гораздо бóльших высотах – даже в космосе! Целью было создание мощного электромагнитного импульса, который уничтожил бы электронику на сотни километров вокруг. Подводные испытания, в свою очередь, позволили оценить потенциал ядерных бомб для морской обороны. В октябре 1961 года Советский Союз испытал «Царь-бомбу» – водородную бомбу мощностью 50 мегатонн (то есть в 3850 раз мощнее бомбы в Хиросиме). Один только огненный шар покрыл территорию площадью более 16 квадратных километров.

В 1963 году из-за растущей обеспокоенности по поводу радиоактивных осадков был подписан договор, запрещающий атмосферные испытания. Их стали проводить под землей. В Америке запустили операцию Plowshare (1961–1977). Руководители проекта исследовали, можно ли применять ядерные взрывы в гражданских инженерных целях. В частности – расширить Панамский канал или пробить горы в пустыне Мохаве для строительства новой автомагистрали и железной дороги.

В СССР по аналогичному принципу была устроена государственная программа «Ядерные взрывы для народного хозяйства». Там хотели использовать ударные волны от ядерных взрывов для сейсмической идентификации месторождений нефти и газа, стимулирования их добычи и тушения вышедших из-под контроля газовых фонтанов. Когда американское общество стала все меньше привлекать перспектива ядерной современности (еще бы: целое поколение школьников учили репетировать неминуемую гибель), Комиссия по атомной энергии попыталась «сделать акцент на мирном применении ядерных взрывных устройств»[421] и достоинствах «мирного атома».

По оценкам международной организации «Врачи мира за предотвращение ядерной войны» (International Physicians for the Prevention of Nuclear War, IPPNW), от атмосферных испытаний умрет 2,4 млн человек[422]. Это в десять раз больше количества жертв бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, однако такие колоссальные потери остаются практически незамеченными, поскольку радиоактивная пыль рассеивается и убивает медленно. Сегодня, спустя 40 лет после запрета наземных испытаний, еще жива половина этих людей или даже больше. Но частицы, которые образовались в результате этих взрывов, по-прежнему существуют и вызывают последствия.

В основном люди, умирающие из-за ядерных испытаний, даже не знают, что стали их жертвами (не считая относительно небольшого числа людей, получивших огромные дозы радиации из-за близости к взрывам). Ведь неизвестно, почему они заболели раком щитовидной железы или лейкемией – из-за радиоактивных осадков или из-за многочисленных источников радиации, воздействию которых мы подвергаемся всю жизнь. Это и медицинское рентгеновское излучение, и природный газ радон, и космические лучи. Поэтому смертоносность радиоактивной пыли легко отрицать – и власти делают это уже десятки лет.

* * *

Подход Америки к ядерным испытаниям был полон противоречий. Они были одновременно и публичным зрелищем, и упражнением в глубочайшем отрицании. Будто бы американское правительство хотело получить грибовидное облако без осадков, то есть всю колоссальную геополитическую мощь бомбы без каких-либо материальных последствий. И это уже даже никакое не прикрытие. Ведь если ты систематически не измеряешь ядерную радиацию по всей стране, то и никаких записей об этом скрывать не придется.

Однако такая культурная икона, как атомная бомба, не появляется в мире уже полностью сформированной. Образ активно и целенаправленно выстраивается с помощью языка и изображений. Правительство и СМИ учат общественность интерпретировать то, на что она смотрит. Историк культуры Питер Б. Хейлз пишет, что журналы Time, Life и Newsweek делали упор «на эстетику вместо этики», когда рассказывали стране о японских бомбардировках и последующих ядерных испытаниях.

Армия, а позже и Комиссия по атомной энергии строго ограничили доступ к полигонам, а также к информации и изображениям. На нескольких опубликованных снимках из Хиросимы и Нагасаки видны только разрушения зданий, но не человеческие жертвы. Атомную бомбу обычно изображают в виде облака дыма вдалеке, которое «значительно больше похоже на гигантский шторм, чем на дело рук человеческих»[423]. Она сводится к своего рода «абстрактной визуальности», пишет Хейлз, и изображается скорее как «чудо природы», нежели как смоделированное средство массового уничтожения. По его словам, благодаря такой ловкости рук проще ускользнуть от ответственности за последствия взрыва. И убедить союзников, что бомбардировка двух городов с мирным населением – не военное преступление.

Мне хочется проверить, сможем ли мы увидеть то, что обычно остается незамеченным – прямо как пыль. Ядерные испытания были одновременно и публичным зрелищем, и прикрытием. Грибовидное облако прославляли и даже превратили в извращенную туристическую достопримечательность, в то время как радиоактивные осадки, рассеянные и невидимые, игнорировали и отрицали.

Уильям Рай жил на ранчо в 20 милях[424] к северо-востоку от испытательного полигона «Тринити». «Четыре-пять дней после этого [испытания] на всем оседала какая-то белая субстанция, похожая на муку, – рассказывал он местному журналисту Фритцу Томпсону. – Днем ее было плохо видно, зато ночью она светилась»[425].

Противоречие существовало с самого начала. Во всех свидетельствах подчеркивалась визуальная мощь. Один из очевидцев описал зрелище как огромную и самую яркую вспышку света, которую когда-либо видел. Но в то же время увидеть критический момент было невозможно. Речь идет об электромагнитных волнах и энергетических уровнях, намного превышающих человеческие возможности восприятия.

Именно на это Ричард Роуз указывает фразой, которая до сих пор не выходит из моей головы: «…мир, если у него по-прежнему есть глаза…». Потому что глаз не останется, если их не закрыть. Очевидцы испытания «Тринити» совершенно точно крепко зажмурились, ведь иначе они бы все ослепли. Семья Шиэнов с близлежащей шахты Грум рассказывала, что после взрыва видела лошадей с выжженными глазами [426].

Мы смотрим на эпоху ядерных испытаний как бы сквозь темное стекло. Затем – через стекло, затуманенное мифами холодной войны, пропагандой и отрицанием. Образ ядерной войны нас ослепляет, скрывая страшную реальность. Чтобы лучше увидеть облако, созданное эпохой ядерных испытаний, можно попробовать взглянуть через него. Да, звучит парадоксально, но облако, то есть пыль, может стать линзой, через которую мы увидим людей, места и последствия, которые обычно игнорируют. Возможно, такой парадокс поможет нам четче осознать существующие противоречия и вывести на свет то, что скрывалось во тьме.

Пыль помогает нам заглянуть дальше той точки, где плазма остывает, а грибовидное облако рассеивается в атмосфере. Она позволяет нам